— Ты чего! Надо было с ней позаигрывать!
— Что? — отпрянул парень от меня. — С кем?
— Да с ней же, — метнула я взгляд в сторону ушедшей, — попроси у нее телефон. Слушай, если тебе тяжело с девушками общаться, то ты должен это из себя искоренить, а то будешь аналогом старой девы. Старым девом.
— Я не боюсь девушек, — посмотрел Антон на меня в упор, подумал и почему-то добавил — хотя нет, боюсь некоторых.
— Вот видишь, — обрадовалась я, — а этой красотке ты понравился, так что отбрось все комплексы и…
— И что? — очень странно взглянул на меня парень.
Вот же безголовый. Точно девом останется, старым и занудным.
— Она тебе нравится, правда? — зашла я с другой стороны. Девушка эта вполне симпатичная, с отличной фигурой и обаятельной улыбкой.
— Нет, не нравится.
— Как это? — удивилась я, забыв, что больше не могу есть, и засунула в рот кусочек торта. Он оказался просто великолепным! Нелька и Нинка съели бы его за пару минут.
— Я не знаю ее. Как она мне может понравиться? — продолжал говорить глупые вещи одногруппник.
Вот, вот поэтому у него девушки и нет! Я права — в женском поведении он совсем ничего не понимает. Не знает он ее, видите ли! А по внешности определить, нравится ли официантка ему или нет, не судьба? Этот вопрос я и задала Антону, прожевав тортик. И получила довольно странный ответ.
— Человек не может понравиться одной лишь эффектной внешностью, — задумчиво проговорил он таким тоном, словно был не Антоном Тропининым, тихоней и малозаметным типом, а гордым красавцем, разочаровавшимся в жизни и в людях, — важно то, что у человека здесь, — и он приложил чуть сжатую в кулак ладонь к левой стороне груди.
— Вот здесь? — спросила я, повторяя его жест и удивленная таком длинной и сложной фразой, услышанной мною из его уст.
— Внешность может быть обманчива. Что она может рассказать о человеке? То, что он или она хотят показать, — вот и все, — все так же задумчиво продолжал он, подперев подбородок рукой: — И не всегда понятно с первого взгляда, кто этот человек: демон или ангел. Даже в зеркало стоит глядеть с долей осторожности — вдруг там ты разглядишь собственное лицо?
— И ужаснешься, — ехидно произнесла я.
Философствующий Антон — это почти как… как… Кей, подающий милостыню у церкви. О, опять мне этот умник в голову забрел. Такое чувство, что мой мозг стал сборной помойкой для мыслей о всяких неприятных личностях.
— Может быть, и так.
— Нет, по внешности о человеке можно сказать многое! — уперлась я и решила привести в пример все того же Кея, — допустим, знаю я одного неприятного типа. Да, первые полчаса или даже час я думала о нем очень хорошо, потому что он мне помог. К тому же он был красив и… и… популярен, а эти факторы очень сильно влияют на женские сердца, поверь. Зато потом я точно поняла, что он за фрукт. Наглый, самоуверенный и даже немного гнусный.
Вообще-то я не думала, что светловолосый фронтмен «На краю» сильно уж гнусный. Просто словечко мне это нравилось.
— Он — как прогнившее внутри красивое яблоко, выращенное с помощью усилителей роста. А вот ты — человек хороший, хоть и со странностями, — возомнила я себя великим психологом, — и приятный.
О том, что Антон похож на дачные яблоки, может быть, невзрачные, но вкусные и экологически чистые, я добавлять не стала.
— Вот ваш кофе, — появилась в этот момент официантка, чьи губы были теперь подкрашены яркой помадой, а глаза подведены.
Странно, только что этого всего не было. Зацепил ее, однако, мой одногруппник! Не хилая у него, видимо, харизма. А видок скучный, неприметный. Может быть, он сам яркий пример того, что внешность обманчива?
Заигрывания симпатичной работницы пиццерии не принесли должного успеха — Антон, не обращая на нее внимания, стал пить кофе. Девушка обиделась. А я обрадовалась. Позлись-позлись. Он, наверное, ни на кого другого смотреть не может из-за моей подружки. Так втрескался в нее, что другие девушки ему и не нужны. В таком случае вот это у него любовь! Сильнее привороженной.
Мы еще немного посидели в этом уютном месте, я развлекала его многочисленными байками о том, как мой папа портит жизнь всем окружающим. Особенно Антону понравился рассказ о том, как Томас рисовал Чуню.
— Тотем папа задумал очень давно, но все никак не мог его нарисовать — видите ли, у него не было особенного состояния души для подобных экспериментов! А под один из Новых годов, когда я еще училась в школе, в классе в девятом, его вдруг посетила какая-то необычная муза. И Томас не отрываясь рисовал Чуню почти трое суток в своей мастерской. Там же он спал и ел. Точнее, забывал это делать, и мы с сестрой приходили к нему по два раза в день, чтобы накормить его обедом и ужином. На четвертый день папа поволок картину домой. Ты же видел Чуню? Красавец, правда? А теперь представь, Томас идет с ним по улице, улыбается сам себе, шатается от усталости: три дня подряд почти без перерыва рисовать — это большой напряг и для тела, и для мозга. Особенно для мозга — иначе папа что-нибудь нормальное бы изобразил, а не колобок после атомного взрыва. Значит, папа идет-бредет в темноте около самого нашего дома и наталкивается на патруль. Милиционеры подумали, что он пьяный, и захотели забрать его в вытрезвитель. Они Томаса останавливают, просят дыхнуть. Папа, соответственно, дышит — а спиртным-то от него не пахнет. Тогда они подумали, что он — наркоман. А папа начал свои права качать: «Вы что, с ума сошли? Какой я наркоман? Я художник!». Они ему говорят для прикола: «Докажи, мужик». А он им в нос Чуней тычет: «Это, — говорит, — оборотень с душой человека в мировом пространстве! Романтики только твердили о некой душе мира! А я ее изобразил!» — тут я очень хорошо передразнила папу, и Антон улыбнулся.
— Менты от Чуни прибалдели, обозвали облезшим мутантом и решили, что папа не просто наркоман, а со стажем. И под белы рученьки его подхватили. Он стал от них отбиваться — и нашего лупоглазого Чуню уронил в снег. Томас едва ли не зарыдал, вырвался и быстрее на колени встал, чтобы картину от снега отряхнуть. Хорошо еще, наш пенсионный рейд обход вверенной ему территории совершал — они папу и спасли.
— Как? И что за рейд? — заинтересовался Антон. Ему нравились истории про Томаса.
Я захихикала и сначала поведала ему о старичках-рейнджерах, а потом продолжила:
— Пенсионеры папу увидели и тут же к ментам подбежали, чтобы узнать, за что они Томаса взяли. Стражи говорят: «Этот гражданин наркоман!». А Семеновна ему в ответ: «Он не наркоман, а сектант!». Остальные тут же подхватили: «Точно, он сумасшедший! Видите, опять какой-то богомерзкой пакости прям на коленях молится! Перед людьми, на улице! Как не стыдно только!» А Томас в это время Чуню отряхивал, так и не вставая со снега. Староста тогда был немного поумнее, чем сейчас, и поведал милиционерам, что мой родственник — знаменитый художник со слабой психикой, который, по мнению старосты, увлекается магией и оккультными науками. И только после всего этого папу отпустили, и он притащил домой Чуню…