— Какую же гадость вы курите… — выдавила я, откашлявшись, наконец.
Наверняка Игорь Георгиевич сказал бы мне что-нибудь вроде "Просто ты не умеешь курить, Чернова", но тут хлопнула дверь, и мы оба обернулись на звук.
Из бизнес-центра вышла Лариса Романовна, видимо, решив подышать свежим воздухом, увидела меня и Давлетьярова, мирно стоящих с сигаретами, и, по-моему, остолбенела. Я по-прежнему не могла взять в толк, отчего бы ей так стараться оградить меня от общения с Игорем Георгиевичем (или наоборот?), но факт оставался фактом.
— Наина… — начала было она, но Игорь Георгиевич не дал ей договорить:
— Чернова, по-моему, тебе пора. Результаты начнут объявлять с минуты на минуту.
— А… да, спасибо… — спохватилась я и, обогнув Ларису Романовну, спаслась бегством, даже не пытаясь подслушать, о чем пойдет речь у этих двоих. С перепугу я даже на каблуках развила приличную скорость и умудрилась не грохнуться с лестницы.
Впрочем, входя в зал, я увидела в конце коридора знакомую фигуру Давлетьярова, так что, надо думать, беседа не затянулась.
Для оглашения оценок всех, защищавшихся сегодня, выстроили перед комиссией, как на параде. Лично мне было неуютно, не люблю я, когда на меня пялится столько народу.
Чужих ребят, как я и ожидала, завалили с треском. Только одному поставили «хорошо», остальным едва натянули «удовлетворительно». Наша группа защитилась ровненько, Света и мальчишки на «хорошо», Маргарита на «отлично», а меня ректор приберег под конец.
— Особо хотелось бы отметить выступление Черновой Наины, — провозгласил он. — Гхм… что я могу сказать… Это даже не «отлично», а «отлично» с двумя плюсами. Если бы можно было поставить шесть баллов, это следовало бы сделать. Блестящая работа. — Он обернулся ко мне. — Вы, кстати, об аспирантуре подумывали?
— Д-да… — выдавила я, мучительно краснея и определенно ощущая на себе издевательский взгляд Давлетьярова.
— Ваша работа выглядит заделом для будущей диссертации, я верно понял? — поинтересовался ректор.
Я поняла, что краснеть дальше некуда, и просто кивнула.
— Ну тогда осенью мы ждем вас на вступительных экзаменах, — благосклонно произнес он и объявил: — Всем спасибо, господа, все свободны!
Я, чтобы успокоиться, произнесла про себя несколько непечатных слов, вышла в коридор и поплелась к выходу. Больше всего мне хотелось добраться до своей комнаты в общежитии, рухнуть на койку и не вставать до утра. Принимать участие в попойке я не собиралась. Не до такой степени я дружила с однокурсниками, чтобы напиваться с ними…
Третью неделю я предавалась блаженному безделью, время от времени наведываясь в университет, чтобы узнать, не появился ли еще список вопросов для вступительных экзаменов в аспирантуру. Конечно, это было только предлогом, а настоящей целью было послушать свежие сплетни. Лаборанток у нас на кафедре много, языки у них без костей, а ко мне они уже привыкли и не стеснялись моего присутствия.
В голове ощущалась странная легкость и пустота. Тащила на себе тяжелый груз, тащила, наконец, сбросила, а теперь кажется, будто чего-то не хватает. Но к этому-то привыкнуть как раз можно, а вот к той занозе, что давно не дает мне покоя — никак не привыкнешь.
Разделаться с занозой можно было только одним способом: разобраться в происходящем. Мне, если честно, больше всего хотелось пойти прямиком к Ларисе Романовне и поинтересоваться, что это ей вздумалось делать этакие хитрые ходы, а главное, зачем! Но ведь не ответит, скажет, что я с ума сошла на почве переутомления и выдумываю невесть что.
К Давлетьярову сейчас тоже лучше не подходить, да он, если что и знает, все равно не расскажет. Сочтет, что не моего ума это дело, и попробуй, переспорь. Кто, может, и возьмется, только не я.
А если… Я села на кровати, на которой валялась уже полдня. Если я лезу слишком далеко в дебри? Кто там из мудрецов говорил что-то вроде "не надо умножать сущности без нужды"? Ей-богу, не помню, но мысль хорошая. Я все приплетаю какие-то чуть ли не тайные секты, свившие гнездо в ГМУ и охотящиеся за тайными знаниями, единственным носителем которых является Давлетьяров. Представительница секты, соответственно, Лариса Романовна, а я — единственная избранная, которой Давлетьяров может передать тайное знание. Я даже хихикнула. Тянет на приключенческий роман, однако, а ты, Чернова, еще на отсутствие воображения жаловалась!
Так вот, не будем плодить лишних сущностей. Пока в события вовлечены только три человека, о которых известно наверняка: Давлетьяров, Лариса Романовна и я, причем все трое хоть как-то, а связаны между собой. Кто-то еще, может, имеется в наличии, а может, и нет. Для простоты попробуем танцевать от печки, то есть от версии, что никого постороннего нет и не было… А те ребята на машине? Ну, они в любую версию вписываются, и с посторонними, и без, так что о них пока забудем.
Еще с полчаса я валялась на кровати, пялилась в потолок и напряженно думала. Идея о тайных знаниях вертелась в голове и мешала сосредоточиться. "Хватит, Чернова! — приказала я себе. — Вернись на землю!" Правильный вариант обычно самый простой, это я еще при решении задач на дематериализацию усвоила. А самый простой вариант, к которому вовсе не надо приплетать тайные знания и секты, — это человеческие взаимоотношения. И, кстати сказать, об отношениях Давлетьярова и Ларисы Романовны я ровным счетом ничего не знаю. А как знать… Еще через час у меня родилось подобие гипотезы. Очень хиленькое подобие, но единственное.
Нужно было кое-что выяснить, тогда моя гипотеза или бесславно погибнет, или станет вполне жизнеспособной. Была у меня идейка, требующая проверки, и кто знает, может, именно в этом крылись корни странного поведения Ларисы Романовны? А даже если и нет, все равно было любопытно, а неудовлетворенное любопытство — вещь, как известно, страшная!
Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что помочь мне может только один человек в университете, человек, который проработал тут уже много лет и благодаря изумительной памяти может перечислить всех студентов, которые здесь когда-либо учились. А именно — Эмма Германовна Штольц, библиотекарь.
Конечно, идти к ней надлежало, подготовившись. Я и подготовилась: выяснила, когда у ее помощницы, Леночки Сливиной, выходной, в тот день и заявилась. Тем более, все равно надо было сдать кое-какие учебники, валявшиеся у меня уже больше года. В это время в библиотеке никого нет, летнюю сессию почти все уже сдали, вступительные экзамены только-только начались, а абитуриентам в библиотеке делать пока нечего.
Про мою давнюю аферу с книгохранилищем Эмма Германовна, кстати, не знала. Старушке не сказали, из-за кого ее чуть не выперли на заслуженную пенсию, а Леночку едва не уволили. И очень хорошо, что не сказали, а то мне сейчас было бы куда сложнее разговорить библиотекаршу. (Леночку, кстати, не уволили за допущенную халатность только благодаря заступничеству завкафедрой политической магии, который с Леночкой сожительствовал и даже не делал из этого особой тайны. Этот человек был давно и прочно женат, и терять удобную пассию, которая всегда под рукой, к тому же неболтлива, добродушна и денег много не требует, не желал категорически. А что Леночка глупа, как пробка… ну так его не мозги же ее интересовали.)