– Я правильно помню, что последователи Забытого должны в поступках руководствоваться только своим чувством долга и совестью, у кого они есть, конечно?
– Примерно так, госпожа Нарен. – Лауринь явно не горел желанием распространяться на эту тему, похоже, он сам уже жалел, что сболтнул лишнего.
Что ж… Теперь мне, по крайней мере, более понятны поступки Лауриня и мотивы, их определяющие. Он не сойдет с того пути, который считает правильным, и он никогда не предаст того, кому решил служить… Но все же – насколько же проще живется последователям других религий, с их четко установленными списками прегрешений и возмездий, которые следуют за означенными прегрешениями! С Забытым же – словно идешь по тонкому льду: никогда не знаешь, что правильно, а что нет, и рассчитывать можешь, по большому счету, только на себя. Впрочем, одернула я себя, разве я сама живу не точно так же? Хм… этак и меня в последовательницы Забытого можно записать!
– И что полагается в награду за безгрешную жизнь? – поинтересовалась я.
– Этого никто не знает, – серьезно ответил Лауринь.
– А в наказание за скверные дела?
– Вечность, – сказал Лауринь. – Вечность наедине с собой. Я думаю, это очень долго, госпожа Нарен…
Я только вздохнула. Лейтенант прав – узники в одиночных камерах сходят с ума иногда и за неполный год, что уж говорить о вечности! И, надо думать, сойти с ума грешнику не позволят, а снова и снова вспоминать свои проступки… Известно ведь, что самый жестокий судья человеку – он сам. Но как быть с теми, кто поступал так, как считал нужным и правильным, а в результате, скажем, загубил сотни жизней ради своей цели, кто не признает себя виновным, потому что уверен в своей правоте? Этот вопрос я и задала Лауриню.
– А такие люди никогда не выбирают Забытого, – ответил Лауринь, словно у него заранее был готов ответ на этот вопрос. – Я не очень умею объяснять почему, у отца лучше получалось, госпожа Нарен…
– Я и так поняла, – усмехнулась я.
И все же… Своеобразным надо быть человеком, чтобы выбрать себе такого бога и отказаться от простых и четких правил других религий: поступишь так – и спасешься, поступишь эдак – будешь наказан. Я могу понять, как с этим справлялся Ференц Лагарста, но Лауринь? Любопытно знать, куда заведет его эта дорожка…
Впрочем, на этом богословский разговор я решила свернуть – не время и не место. В другой раз как-нибудь…
«Ну что, Флоссия, рискнешь поверить ему? – спросила я себя иронически и сама же себе ответила: – Раз уж я привыкла доверять интуиции, а сейчас она говорит мне, что Лауринь не лжет, почему бы не послушаться ее и теперь? Раньше она никогда меня не подводила…»
– Ладно, Лауринь, – сказала я со вздохом. – Перед такими аргументами я вынуждена капитулировать. Считайте, что вы меня убедили.
– Правда?.. – Лейтенант улыбнулся несколько неуверенно. Кажется, мое недоверие сильно его обидело. Почему бы вдруг?
– Я не имею привычки врать по пустякам, – хмыкнула я. – Что ж… Раз мы пришли ко взаимопониманию, давайте попробуем придумать что-нибудь такое, что выманило бы Наора из его норы…
Впрочем, ничего ценного в тот день придумать так и не удалось. Я лишь объяснила Лауриню, на кого в первую очередь следует обращать внимание, а также посоветовала пореже покидать территорию дворца. Там все-таки слуги Наора поостерегутся браться за лейтенанта всерьез – слишком много вокруг посторонних глаз и ушей, да и магов немало, могут засечь подозрительную активность, если кому-то вздумается задействовать магию.
Повода посетить дворец, увы, не появлялось, и я уже начинала задумываться над тем, чтобы сделать это без приглашения. С другой стороны, мое бездействие могло уверить Наора в том, что я и в самом деле отказалась от дальнейшего расследования. Может, оно и к лучшему, усыпить его бдительность было делом не лишним.
Я взялась за несколько дел, не имеющих никакого отношения к политике – пара краж да убийство на почве ревности, – чтобы отвлечься, и это у меня получилось.
Дед по своим каналам собирал все сплетни и слухи, касающиеся отношений Арастена и Стальвии. По всему выходило, что наступило временное затишье. Очень может быть, что Наор тоже решил выждать некоторое время, дабы убедиться: я не докопалась до сути и не представляю большой опасности.
Лауриня я пару раз вызывала к себе – якобы помочь в расследованиях, хотя проку от него там было немного. Судя по его словам, получалось, что больше за ним не следили, во всяком случае, с членовредительскими намерениями, камешек-сторож иногда нагревался, но в пределах нормы. А этак он и на обычных карманников может реагировать, тут наверняка не скажешь.
Одним словом, не происходило ничего мало-мальски значительного, и это вполне могло быть затишьем перед большой бурей…
Тем временем как-то незаметно подошло к концу лето, наступила пора осенних праздников. Это время я особенно не любила и по возможности старалась оказываться как можно дальше от столицы, чтобы не принимать участия во всех этих празднествах. Ничего веселого я в них не нахожу, к тому же мне просто жаль тратить время на столь бессмысленные забавы.
Увы, на этот раз у меня не нашлось ни единой мало-мальски веской причины, чтобы отказаться присутствовать на балу в честь праздника Наступления Осени. Вдобавок покидать столицу было неразумно – мало ли что может произойти за время моего отсутствия! Дед вот тоже отлучился как раз тогда, когда произошла история с Лагарстой… И как знать, не нарочно ли его выманили из города!
Прием обещал быть невероятно пышным и столь же невероятно скучным, но отказаться от приглашения было невозможно. С другой стороны, вполне может статься, мне удастся наконец переговорить с королем с глазу на глаз, а в бальной толчее это не вызовет таких подозрений, как если бы я напросилась на аудиенцию. Словом, нет худа без добра…
Я долго раздумывала, что же мне такое надеть, и в результате решила, что являться на бал в штанах по меньшей мере неприлично. Не то чтобы меня сильно заботили приличия, но следовало продемонстрировать хотя бы толику уважения к хозяину вечера… Впрочем, на меня так и так станут показывать пальцами, но если я буду в платье, то, по меньшей мере, никто не сможет меня упрекнуть в откровенном пренебрежении традициями.
Платье нашлось не сразу, я привезла его несколько лет назад с северных островов, где прожила довольно долго, и с тех пор ни разу не надевала. Оно успело безнадежно выйти из моды, однако, по-моему, о моде северных княжеств здесь имели крайне смутное представление, так что я ничем не рисковала. К тому же это было единственное платье, в котором я не походила на огородное пугало.
Одевшись, я оглядела себя в зеркале и осталась довольна. Темно-красное, с черной вышивкой, с длинными широкими рукавами платье плотно облегало фигуру, мягкими складками расширяясь книзу. Закрыто оно было наглухо, что спереди, что сзади. Пускай придворные дамы гадают, что там, под шелковистой материей, – чешуя, к примеру, или просто морщинистая шея!