Руна "манназ" также легла перевернутой, неоспоримо подтвердив, что не могло быть и речи о чужой злой воле.
На этот раз София не стала произносить вслух толкование, а обратилась к господину Варгуларс:
— Вы позволите мне поговорить с Ферлай наедине?
Тот, не колеблясь, согласно поклонился и вышел из комнаты, потянув за собою и суженого дочери.
Уверившись, что дверь за ними закрылась, госпожа Чернова повернулась к девушке:
— А теперь рассказывайте, что именно вы сделали!
— О чем вы? — неубедительно пробормотала Ферлай, не глядя на нее. — Я ничего не делала.
— "Манназ" перевернутая означает внутреннюю вину. Это означает, что вы натворили что-то, за что сейчас расплачиваетесь, — пояснила София, пристально глядя на перепуганную гоблиншу, не знающую, куда девать глаза.
Та молчала, комкая в пальцах одеяло и не решаясь ни протестовать, ни признать свою причастность.
— Послушайте, я не смогу вам помочь, если вы не расскажете мне все без утайки. Вы на смертном одре, и только откровенность сможет вас спасти. — София мягко, но настойчиво убеждала девушку признаться во всем.
Ферлай вдруг залилась слезами и, всхлипывая, принялась сбивчиво говорить. Юная глупышка потеряла голову от нежных чувств к молодому Рейлару Маутерсу. Опрометчивая любовь к богатому господину заставила ее решиться на крайние меры. По ее словам, возлюбленный до того выказывал к ней расположение, хотя и не столь пылкое, как ей бы того хотелось.
В отчаянии гоблинша решила приворожить господина Маутерса, воспользовавшись с этой целью руной "наутиз". На полноценный приворот — мансег — знаний и силы у нее не достало, однако и амулета оказалось довольно. Уже на следующий день юноша явился с тем, чтобы сделать предложение, а еще спустя день Ферлай вдруг слегла. Ей не хватило решимости во всем сознаться, даже когда девушка поняла, что умирает. Теперь она рыдала, сквозь слезы повторяя, что хотела вовсе не такого…
— Рун не должен резать тот, кто в них не смыслит. В непонятных знаках всякий может сбиться, — произнесла София, осуждающе, но вместе с тем с пониманием глядя на юную гоблиншу.
Она задумалась о том, как часто любовь толкает на неразумные поступки, когда все запреты и предупреждения кажутся влюбленным надуманными и пустыми.
Руна "наутиз" — воплощение "огня желания", которая в одном из своих аспектов являлась очень эффективной в любовной магии, выполняла роль своего рода приворотного зелья. Однако она требовала определенной сдержанности в эмоциях и поступках, при работе с нею необходима твердая воля и значительный опыт. К тому же она редко применялась в составных талисманах и заклятиях, так как до предела усиливала их действие, тем самым давая чрезмерный результат и ослабляя мага. В сочетании с руной "беркана" действие первоначального заклятия стало еще сильнее, с удвоенной скоростью поглощая все силы девушки.
— Помогите мне, прошу вас, — Ферлай подняла заплаканное лицо и просительно сложила руки. От волнения к щекам ее прилила кровь, а лицо озарилось необыкновенной одухотворенностью. — Я поступила дурно, но я люблю его!
Сейчас девушка выглядела настолько трогательной и полной страсти, что у Софии защемило сердце. Ей вдруг подумалось, что она сама никогда не теряла голову от любви. Привязанность госпожи Черновой к мужу по большей части проистекала из уважения и дружбы. Воспитание она получила достаточно строгое, а впоследствии привыкла сдерживать свои пылкие порывы, как подобало жене офицера. Молодая женщина невольно заинтересовалась, каково это — настолько отчаянно боготворить другого, чтобы рискнуть собственной жизнью ради взаимности.
Вероятно, она попросту не способна к столь сильным чувствам. Некоторые способны любить всем сердцем, другим же это по-видимому не дано, и удел последних — с любопытством наблюдать за страстями других, довольствуясь трезвой симпатией.
С другой стороны, здравая привязанность не погубит честь и будущность. Примером тлетворного влияния любви можно счесть историю Ферлай, которая ради взаимности решилась на преступление. Не лучше ли тогда вовсе не испытывать столь сильных эмоций и стремлений?
Оторвавшись от размышлений о природе чувств, София строго велела девушке признаться жениху во всем и немедленно уничтожить приворот.
Та в ответ вновь залилась слезами, но была вынуждена согласиться с разумными доводами.
Ферлай повторила отцу и жениху поведала свою историю. Господин Маутерс совершенно растерялся, видимо, по-прежнему испытывая нежные чувства к невесте, но теперь не в силах разобрать, были ли они результатом волшбы. К тому же вполне понятное возмущение не позволяло ему простить такой поступок.
Злосчастный амулет тотчас сожгли, и полчаса спустя Ферлай стало значительно лучше. Прибывший вскоре аптекарь, осмотрев девушку, заключил, что ее жизни более ничто не угрожало.
Молодой гоблин, разрываясь между чувствами к невесте, неловкостью и возмущением, все же клятвенно пообещал сохранить в тайне эту неприятную историю, что было весьма благородно с его стороны. Сделавшись достоянием гласности, обстоятельства дела могли погубить девушку в глазах знакомых и даже стать предметом судебного разбирательства. Выслушав ободрительный прогноз о здоровье девушки, господин Маутерс поспешно попрощался и уехал, что вызвало горькие слезы Ферлай. Тут ничего нельзя было поделать — нелепо ожидать, что силком привязанный влюбленный придет в восторг от открывшихся обстоятельств. Заботясь о жизни Ферлай и о восстановлении справедливости, София совсем упустила из виду, что это чревато разрывом помолвки. Впрочем, было бы куда хуже, если бы правда выяснилась из других источников…
Господин Варгуларс пребывал в совершеннейшем расстройстве, не зная, то ли радоваться выздоровлению дочери, то ли ужасаться ее поступку. Впрочем, радость пока явно преобладала, заставляя отца суетиться и сбивчиво выражать свою признательность.
Откровенно говоря, Софию эта история утомила, но хоть на время отвлекла от тревожных дум…
Утро было волглым и хмурым, временами срывался дождь, потому зевак собралось меньше, нежели можно было ожидать.
София зябко куталась в кашемировую шаль — в городской управе всегда царил холод, невзирая на времена года. Эта уютная вещица, подарок покойных родителей, придавала ей сил и согревала не только тело, но и душу.
В просторном подвале был оборудован ледник, где и дожидался погребения несчастный господин Ларгуссон. Обыкновенно здесь хранили всякий хлам, который теперь спешно рассовали по углам. Мрачноватые декорации, однако постановка пользовалась успехом.
Коронер, грузный краснолицый мужчина лет пятидесяти, вместе с присяжными заседателями дотошно изучил мертвое тело. Тут же, хотя и в некотором отдалении, собралось все местное общество, изнывающее от желания высмотреть хоть что-нибудь интересное.
До сих пор обитателям Бивхейма не представлялась возможность приобщиться к столь важным расследованиям (даже коронер приехал из столицы графства!). Благородные семейства заняли лучшие места в самом подвале, а прислуга, лавочники и прочий разношерстный люд толпились на улице под моросящим дождем. Люди, гномы, гоблины, дриады и немногочисленные орки толклись у входа, оживленно переговаривались, выдвигая самые фантастические версии.