Дамы разом ахнули, глаза их мигом разгорелись от предвкушения. Разнести сплетню по соседям, первой поведав невероятную новость (разумеется, должным образом приукрашенную) — что может быть приятней? Тем более что это известие подтверждало, пусть и косвенно, разговоры о привороте…
"Еще немного, и они начнут потирать руки, как лавочник в предчувствии хорошей сделки", — насмешливо подумал мужчина, сохраняя каменное выражение лица. Слава богам, его матушка не присутствовала на обеде, а то бы ее еще, чего доброго, удар хватил!
— И скоро ли свадьба? — совладала с голосом самая отъявленная трезвонница, навострив уши.
— Увы, — господин Рельский напустил на себя скорбный вид, — госпожа Чернова решительно мне отказала!
Несколько мгновений ошарашенного молчания… и взрыв смеха.
— Ах, вы такой шутник, — нежно проворковала госпожа Ревина, отсмеявшись и вытирая кружевным платочком выступившие слезы. — Отказала! Даже думать немыслимо! Ведь у вас такой годовой доход!
Старая дама снова расхохоталась. Господин Рельский несколько принужденно улыбнулся и отпил глоток вина, наблюдая за всеобщим весельем из-за своей "шутки". Самый надежный способ что-либо скрыть — выставить тайну на всеобщее обозрение, а лучше ее высмеять.
В самом деле, сложно представить, что можно отклонить предложение столь завидного жениха…
Вернувшись от госпожи Черновой, дракон принялся бродить по саду. Он ежедневно уделял немалое время прогулкам в одиночестве, находя тягостным постоянное присутствие людей. Драконы предпочитали одиночество, делая исключение только для близких.
Сегодня его уединение было беспардонно нарушено.
Едва Шеранн успел расположиться на обрывистом берегу небольшого пруда, делая вид, будто намерен порыбачить (в действительности он умел лишь глушить рыбу своим ревом или бить хвостом, но увы, оба эти способа промысла были недоступны в нынешнем облике), как за его спиной раздался раскатистый голос:
— Доброго вам дня, господин дракон!
Благодаря острому слуху Шеранн был заблаговременно предупрежден о его приближении, поэтому не вздрогнув, обернулся и весьма неприветливо буркнул:
— И вам здравствовать…
Незнакомый краснолицый здоровяк, облаченный в теплый фланелевый жилет, а потому истекающий потом, сконфужено пробормотал:
— Разрешите представиться: господин Шоров, — и воодушевленно добавил: Приятный денек, это точно!
— Раз знакомству! — процедил Шеранн, мгновенно припомнив, в каком контексте ранее слышал это имя. — Меня зовут Шеранн.
Он не назвал второго имени, выказывая тем самым пренебрежение к новому знакомцу, но тому были неведомы такие тонкости.
— И я рад, очень рад, это точно! Я проезжал мимо, увидел вас и решил засвидетельствовать свое почтение! — объяснил тот свое появление.
Шеранн слегка усмехнулся: последнее время местные жители были весьма далеки от или хотя бы доброжелательности, так что объяснение было явно шито белыми нитками.
"Любопытствует", — решил дракон, и это соображение не добавило ему расположения к гостю.
Тот несколько минут вел светскую беседу о погоде и прелестях рыбной ловли, все больше вдохновляясь описанием чар сельской жизни. Шеранн отвечал односложно, не слишком вслушиваясь в это суесловие.
Наконец господин Шоров, видимо, счел долг вежливости выполненным. Он помолчал, в очередной раз отер пот большим платком, суетливо сложил его и спрятал в карман, и наконец решился.
— Хочу сказать, что я нисколько не верю во все те россказни! Это точно! — выпалил он негодующе и одновременно смущенно, старательно отводя глаза.
— Какие именно? — с нарочитой ленцой поинтересовался дракон, уже догадываясь, о чем речь.
— О ваших шашнях с госпожой Черновой! — ответил гость с солдатской прямотой.
Лицо Шеранна моментально сделалось враждебным, а глаза полыхнули недобрым пламенем.
— Советую не плескать языком, если не хотите его лишиться! — процедил он с угрозой.
— Что вы! — господин Шоров отшатнулся и даже замахал руками. — Госпожа Чернова — чудесная молодая женщина, очень благовоспитанная и милая, и меня возмущают досужие сплетни, это точно! Она единственная тут охотно слушает мои стариковские россказни о Муспельхейме. А всем и дела нет, точно войны никогда не было…
Последние слова он произнес с горечью.
— О Муспельхейме? — удивился дракон. София вовсе не казалась ему воинственной поклонницей историй о сражениях.
— Конечно, — бодро уверил его гость, — ведь ее мать оттуда, это точно!
Несколько мгновений потребовались Шеранну, чтобы уразуметь новые сведения, потом он вспыхнул от ярости. Люди пустыни жили кланами, почитая превыше всего узы родства. Куда бы ни занесла судьба одного из них, он не терял связи с родичами, и ради семьи был готов на все. Шеранн не сомневался, что мать госпожи Черновой шпионила в пользу родного Муспельхейма — огненные великаны не могли упустили такой шанс! А значит, и дочь вполне могла пойти по ее стопам…
В огненных глазах полыхнуло опасное пламя, а черты слегка заострились, выдавая внутреннее напряжение.
— Что ж, благодарю! — проговорил он сквозь зубы. — Это все?
— Нет, — пробормотал тот, чуть попятившись. Демонстрация драконьего гнева его явно испугала, хотя господин Шоров наверняка был не робкого десятка. Слегка оправившись, он решительно выпалил: — Уезжайте поскорее! Пока вы здесь, госпоже Черновой не будет покоя, это точно, а она заслуживает доброго отношения.
— Даже не надейтесь, — процедил дракон и так нехорошо оскалился, что гость сразу вспомнил о неотложных делах.
"Кажется, все вокруг хотят, чтобы я поскорее уехал!" — желчно подумал Шеранн, раскланиваясь с господином Шоровым, который поспешил спастись бегством. Точнее, как истинный военный, произвел ретираду.
А ведь он уже почти совсем уверился в ее невиновности! Госпожа Чернова определенно была незаурядной особой, раз сумела обвести его вокруг пальца!
"Что ж, поиграем в кошки-мышки!", — решил он, недобро улыбаясь…
Следующее утро для господина Рельского началось куда приятнее предыдущего. Проклятая головная боль наконец отступила, точнее, затаилась в одной точке у левого виска, сделавшись почти неощутимой. Несомненно, она терпеливо ожидала своего часа, словно кошка у мышиной норы, чтобы сцапать зазевавшуюся добычу и торжествующе вонзить в нее острые когти. Но сейчас она не мешала мыслить и заниматься делами, и мировой судья был несказанно рад этому, уже сжившись с постоянным присутствием мучительной мигрени. Он был деятелен и бодр, решительно взявшись за дела.
Дворецкий более не докладывал ни о каких происшествиях и новых рунах на двери, а слуги перестали прятаться. Казалось, бодрость хозяина перекинулась и на них, отчего полы сверкали свежим воском, окна были отмыты до блеска, а горничные порхали мимо пришибленных их улыбками лакеев.