Ти-Жак гулко сглотнул и запустил руку за воротник. Тускло блеснула потертая медная цепочка и поблекла в густых золотистых бликах, пляшущих на медальоне.
– Портрет можно и вернуть, – проговорил Ти-Жак и, косясь на Карререса, положил медальон на крышку.
Карререс чуть повернул золотой диск; раздался негромкий металлический стук, когда орнамент медальона совпал с едва заметными выбоинками на крышке банки. Жидкость в банке вспенилась, и Ти-Жак отпрянул, тихо взвизгнув.
– Ну же! – азартно воскликнул Карререс, склонившись над банкой.
Пена осела, превратившись в серебристые пузырьки. Сквозь них хорошо было видно, как рыба ударила хвостом и резко развернулась к носу корабля. Карререс выпрямился и расслабленно привалился к штурвалу, глядя, как очнувшийся Ти-Жак вертит банку. Рыба упорно поворачивалась к носу, и Ти-Жак, наконец поверив, уселся рядом на доски и длинно вздохнул.
– И разворачиваться не надо, а? – с сумасшедшим весельем сказал он и вдруг насторожился. – Кого еще черти несут? – раздраженно спросил он и, вытащив на всякий случай пистолет, заковылял за Каррересом, который уже почти бежал к трапу.
– Элли! – завопил кто-то внизу и сипло раскашлялся.
Элли встрепенулась и испуганно взглянула на Карререса.
– Это папа, – прошептала она.
– Элли! – рявкнул Клаус, прочистив горло. Свет фонарика бил в глаза, так что нельзя было рассмотреть даже силуэта, но Элли знала, что усы у Клауса встопорщены, а лицо покраснело от праведного гнева. – Элли Бриджит Нуссер, немедленно слезай с этой лохани!
– Ты не говорила, что твое второе имя – Бриджит, – заметил Карререс, взглянув на Элли с легкой растерянностью.
– Как-то речи не заходило, – слабо улыбнулась она. – Анхельо… мне надо спуститься к нему, – Карререс покачал головой, и Элли умоляюще сложила руки:
– Я должна попрощаться… и все объяснить. Должна, понимаешь? Я не могу сбежать от него так. Он же ничего не знает… и про маму тоже… он же будет думать, что его все бросили… Пожалуйста, Анхельо!
– Да я тебе разве запрещаю? Только имей в виду: это может оказаться опасным.
– Это же папа!
– Ты понимаешь, что твои планы ему совсем не понравятся?
– Да. Но я все ему объясню. Он поймет, вот увидишь!
Карререс с сомнением поглядел вниз, где нервно метался луч фонарика, будто бы Клаус подпрыгивал от нетерпения.
– Ты рискуешь. Очень рискуешь.
– Я ненадолго, – ответила Элли уже на бегу. – Иду, иду, папа, не шуми! – весело крикнула она, на мгновение свесившись вниз.
– Элли! – окликнул Карререс, и девушка замерла, оглянувшись. – У нас мало времени. Вода падает. Я буду ждать ровно час. Потом «Безымянный» поднимет якорь – все равно, будешь ты к тому времени на борту или нет. Иначе мы рискуем застрять здесь навсегда.
– Я вернусь через полчаса, – ответила Элли. Она улыбалась, но глаза ее были серьезны. Помявшись, Элли вдруг подбежала к Каррересу, сняла с себя медальон и надела на шею доктора. Привстав на цыпочки, торопливо поцеловала в щеку, и, вывернувшись из скользнувшей по талии руки, бросилась к трапу.
– Не хочешь присмотреть за ней, Барон? – спросил Ти-Жак. – Чую, папаша что-то задумал…
– Он не справится с ней силой, – сказал Карререс. – А все остальное Элли должна решить сама, без оглядки на меня.
– Элли Бриджит, – хихикнул Ти-Жак. – Ну и дела, Барон! Думаешь, Реме знала заранее?
– Вряд ли, – ответил Карререс со странной, смущенной улыбкой в голосе. – Случайность. К тому же это могла быть идея Клауса.
– Не ты ли, Барон, говорил, что случайностей не бывает? – поддел его Ти-Жак.
Карререс грустно улыбнулся и покачал головой, когда боцман тихо засмеялся.
– Но раз уж случайностей не бывает – то не пора ли вернуть «Безымянному» имя? – спросил он. Несколько секунд Ти-Жак озадаченно глядел на Карререса, а потом, сообразив, хлопнул себя по лбу.
– У меня где-то припрятана пара банок краски, – сказал он.
– Папа, я должна тебе кучу всего рассказать, но у меня мало времени, так что слушай внимательно, – затараторила Элли, не переводя дыхания, но Клаус приложил палец к губам.
– Давай отойдем, – сказал он и потянул ее к корме «Безымянного». – Не хочу, чтобы доктор нас слышал – мало ли.
– Он все знает, – ответила Элли, – и у меня всего полчаса…
– Здесь недалеко, – прервал ее Клаус, увлекая за собой. Они прошагали к корме «Безымянного» и пошли вдоль канала. Через минуту ходьбы Клаус потянул Элли за руку и ловко нырнул в щель, которая вывела их в узкий сухой коридор, уводящий наверх.
– Па, у меня только полчаса, – напомнила Элли, и Класс покладисто кивнул.
– Почти пришли, – сказал он и погасил фонарик.
Элли ожидала оказаться в полной темноте, но увидела впереди свет, льющийся откуда-то из-за поворота. За углом оказалась перекошенная, навсегда застрявшая в проеме дверь, обитая медными листами; она была приоткрыта на пару ладоней. Клаус, втянув брюхо, протиснулся в комнату и помахал рукой Элли. Та проскользнула следом в большую, ярко освещенную комнату и огляделась.
На вбитых в низкий, будто продавленный потолок крючьях висели два здоровенных фонаря-прожектора, – Элли вспомнила, что отец купил их, когда всерьез увлекся раскопками. Вместо одной из стен сохранилась лишь осыпь кирпичей и расколотых каменных блоков. Из-под потолка пробивался бледный дневной свет, и Элли показалось даже, что она различает на самой вершине несколько чахлых кустиков и побеги полыни. Ей стало нехорошо, когда она представила, как отец протискивается сквозь эту дыру, в любую секунду готовую осыпаться. Но, похоже, именно так Клаус впервые попал в лабораторию Карререса, – а Элли не сомневалась, что находится именно в ней. Похоже, в поисках брига они сделали изрядный крюк. Столько идти, чтобы вернуться под развалины тюрьмы… Дурной знак. Элли поежилась.
Треть помещения засыпало битым камнем, но оставшаяся часть лаборатории сохранилась на редкость хорошо. Вдоль оставшихся целыми стен были развешаны полки, уставленные приборами и химической посудой. Часть их обвалилась, исчезла в глубоких трещинах, рассекавших местами пол, но многое выглядело как новенькое, – протри от пыли и пользуйся. В проеме между полками тенью стоял Герберт. В первый момент Элли показалось, что это просто темный мертвый предмет, лишь очертаниями схожий с человеком. Она вздрогнула, увидев, как он моргнул, и подумала, что сейчас Герберт похож на зомби гораздо сильнее, чем Гай. Под глазом инженера красовался синяк, на шее краснела царапина, оставленная стилетом Карререса. Но больше всего пугало бледное, ставшее каким-то рыхлым лицо, пустое, похожее на кусок сырого теста. Девушка заворожено кивнула Герберту, не решаясь сказать что-нибудь вслух. Инженер смотрел исподлобья, и Элли даже не была уверена, что он ее узнает. Сглотнув, она отвернулась и вновь принялась рассматривать лабораторию.