Элли скользнула под одеяло и забилась под бок Каррересу, уткнувшись носом подмышку.
Она поежилась от утренней прохлады, и Карререс поправил одеяло. Сквозь ресницы Элли наблюдала, как он курит у окна, одевается, негромко переговаривается с Ти-Жаком, стоя в дверях. Это был другой Карререс – совсем незнакомый; незнакомы были расслабленные движения, рассеянная улыбка, будто освещавшая все его лицо, новый оттенок прежде холодных глаз, в которых мерцали теперь золотистые искорки. Как будто старая, жесткая и холодная шкура лопнула и отвалилась засохшими клочьями, а под ней оказался живой человек, которого невозможно было не любить, которому нельзя было не верить, для которого можно было сделать все – лишь бы не уходило от него это тепло. Все, что Элли чувствовала раньше, казалось глупым сном. Горячие волны любви захлестывали ее; Элли вдруг поняла, что проклятие снято – и она видит настоящего Карререса, выбравшегося наконец из ледяного тумана и готового идти дальше.
Карререс вышел. Элли тихо заплакала, улыбаясь сквозь слезы. Нежность и печаль лишали сил; вскоре она снова заснула, и улыбалась во сне. Она сладко дремала, пока солнце не заглянуло в окно и не защекотало лучами ресницы.
Когда Элли вышла на веранду, от костра вкусно пахло жареным мясом. Карререс и Ти-Жак разом подняли головы и уставились на хранительницу так, как будто давно уже отчаялись дождаться.
– Я что-то проспала? – спросила она, нацеживая в кружку чай. Карререс с улыбкой покачал головой.
– Есть еще одно дело, – сказал Ти-Жак. – Ты теперь хранительница, может, и справишься.
– С чем?
– Капитана надо освободить, Элли, – сказал Карререс. – Капитана Брида. Вряд ли ты понимаешь, что с ним происходит все эти годы. И хорошо, что не понимаешь.
– Он не орет только потому, что сидит в рыбе, – мрачно добавил Ти-Жак.
– Ты сможешь это сделать?
Элли перестала жевать и задумчиво уставилась на банку.
– Пожалуй, да, – наконец пробормотала она.
– Тебе нужна помощь?
– Не знаю, – ответила Элли.
Поразмыслив еще с минуту, она подхватила банку и встала. За спиной стукнул металл. Элли оглянулась и увидела, что Карререс держит на коленях пистолет Ти-Жака со взведенными курками. Ей стало страшновато.
– Может, не надо? – жалобно спросила она.
– Надо, – вздохнул Карререс. – Не пугайся, я на всякий случай. Вдруг он тоже считает меня воплощением зла? – доктор иронически покосился на Ти-Жака, который вдруг страшно заинтересовался содержимым котелка, стоящего рядом с костром.
Не раздумывая больше, Элли быстро подошла к воде, отвинтила крышку и, прикусив губу, вывернула банку в озеро. Хлынул мутной водой глицерин и повис в прозрачной воде облачком; следом шлепнулась рыбина, изогнулась, ударила хвостом и забилась в пятне мути, которое все росло, становилось непрозрачным. В нем вспухали и лопались какие-то темные пузыри, свивались дымные струи, а в центре кипело что-то невидимое. Элли в страхе попятилась к костру. Вода вздыбилась фонтаном и рухнула, оставив безумно озирающегося капитана Брида стоящим по пояс в воде.
Отфыркиваясь, он полез на берег. Элли ойкнула и отвернулась, сморщившись от отвращения, – синевато-бледный, истощенный Брид был тошнотворен, как гигантская личинка.
– Привет, – сказал Ти-Жак. – Надел бы ты штаны, кэп, здесь дама.
Брид не ответил. Он, не отрываясь, смотрел на Элли со странной смесью тоски, гнева и любви.
– Реме, – сказал он и шагнул вперед. – Наконец-то я нашел тебя, Реме.
Он схватил Элли за плечо и потащил к себе, пытаясь обнять. Элли взвизгнула и лягнулась, выбираясь из цепких рук, но Брид был сильнее. Споткнувшись о доску, он повалился, увлекая Элли за собой. Она закричала, молотя кулаками по бледной, покрытой веснушками костлявой спине, задыхаясь, едва не теряя сознание от страха и вони несвежей рыбы и каких-то лекарств, и оглохла от грохота, раздавшегося над головой. В лицо брызнуло горячим. Тело Брида вдруг обмякло и дернулось вверх, поднятое сильными руками. Элли откатилась в сторону, села, и ее вырвало.
– Извини, – сказал Карререс, – на такое я не рассчитывал.
Элли кивнула и, пошатываясь, спустилась к воде. Карререс и Ти-Жак отнесли тело капитана в сторону от костра; доктор принялся нащупывать пульс, внутренне готовый к тому, что Брид сейчас откроет глаза и закричит.
– Извини, док, – дрожащим голосом проговорил Ти-Жак, – я отойду. Что-то мне не по себе.
Карререс кивнул, вглядываясь в белое лицо капитана, искаженное яростной гримасой.
– Принеси одеяла, – сказал он вслед Ти-Жаку и снова застыл над Бридом.
Шли минуты, но капитан был неподвижен. Карререс почти чувствовал, как душа Брида пробирается сквозь туман, в котором наконец-то забрезжил выход. После стольких лет блужданий и страха капитан все-таки нашел путь и теперь не собирался возвращаться. Отпустив похолодевшую руку капитана Брида, Карререс вернулся к костру.
– Что, все? – дрогнувшим голосом спросил Ти-Жак. Доктор кивнул. – Добился таки своего, – вздохнул боцман, отворачиваясь. – Надо бы похоронить…
– Не здесь, – сказала Элли, уже пришедшая в себя. – Нет, не опасно, – ответила она на вопросительный взгляд Карререса. – Просто мне кажется, надо рядом с Реме. Он все-таки ее любил…
Смутившись, она присела на корточки и принялась рассеянно подбрасывать сучья в костер.
– Девчонка права, – сказал Ти-Жак. – Сделаем плот… заодно и самим не придется идти пешком – русло-то затоплено, зачем по кустам продираться? Пора уже возвращаться на «Безымянный», засиделись.
– Прямо сейчас и начнем, – сказал Карререс и встал, не заметив отчаянного взгляда Элли.
– Чем ты теперь займешься, Ти-Жак? – спросила она, подчеркнуто отворачиваясь от Карререса. – Ты ведь теперь капитан, верно?
– Думаю пока покрутиться на Таларе, а там посмотрим. У Гая была пара идеек, – сказал Ти-Жак. – Ты же помнишь, как выбираться в Пределы, док?
Карререс открыл было рот, чтобы ответить, и замер, пораженный.
– Опа, – сказал Ти-Жак, увидев выражение его лица. – Что ж это получается – застряли?!
– Нет, конечно, – отмахнулся Карререс. – Элли, ты ведь помнишь дорогу?
– Ага, – грустно кивнула хранительница. – Надо сначала идти на… – она вдруг сбилась и замолчала. – Я не могу рассказать, – жалобно пробормотала она после паузы. – Только показать. Пройти самой. Получается, вы не сможете уехать, если я не провожу вас? – медленно спросила она, задумчиво глядя на Карререса, и он увидел муку в ее глазах. – Если я не захочу… – не договорив, она вскочила и убежала в дом.
В ветреный и ясный, синий и сверкающий, как крыло зимородка, день «Безымянный» поднял якорь и вышел из бухты Бимини. Бриг легко рассекал волны, чуть подпрыгивая на пенных гребнях. Ти-Жак жмурился на солнце; казалось, он всем телом впитывает тропическое разноцветье. Боцман уже передумал оставаться на Таларе. Они с Гаем собирались идти на Кокос, по дороге сделав крюк до Гуаякиля: неугомонный Гай вспомнил прочитанную в «Географии» статью о сквере игуан, разбитом прямо в центре этого города. Игуана Элли, несомненно, заслуживала хорошего общества, и все решили, что лучше места для нее не найти, а до Кокоса оттуда не так уж далеко. К тому же боцман надеялся взять в Гуаякиле пару-тройку пассажиров – наверняка удастся подбить каких-нибудь туристов на авантюру. Бывшего музейного смотрителя манили легенды о пиратских сокровищах. Ти-Жаку по большому счету было все равно, где болтаться; правда, иногда, слушая его краткие реплики, Карререс подозревал, что боцман не такой уж бессребреник, и зарытые на Кокосе сундуки волнуют его не меньше, чем Гая.