– А что вы знаете?
– Я знаю, что разгуливал во сне год назад. Знаю, что брожу по ночам время от времени еще с тех пор, как был ребенком. Знаю, что эти приступы наступают в полнолуние и когда я в нервном состоянии или выбит из колеи. Знаю, что немногим меньше года назад, когда разгуливал во сне, я прихватил разделочный нож. Не знаю, что собирался делать с этим ножом, но боюсь, ужасно боюсь…
– Того, что намеревались убить свою жену? – спросил Мейсон.
Кент кивнул.
– Пойдемте отсюда! – предложил Мейсон, следя глазами за самолетом, который разворачивался в воздухе, чтобы зайти против ветра. – А что еще по поводу последнего приступа лунатизма?
– Я разгуливал во сне. Взял разделочный нож из буфета. В любом случае я не пытался убить кого-нибудь этим ножом, а если даже и пытался, то что-то мне помешало.
– Почему вы так думаете?
– Разделочный нож был у меня под подушкой, когда я проснулся утром.
– Выходит, вы знали, что он был там?
– Да.
– А вы знали, что произошло после этого?
– Пришел к выводу, что что-то, должно быть, произошло. Я пошел принять душ, а когда вернулся – ножа не было. К этому времени Эдна уже начала следить за мной. Той ночью, когда я пошел спать, кто-то запер мою дверь.
– Как вы это узнали?
– Я еще не спал. Замок слабо щелкнул.
– И вы решили, что это Эдна?
– Да. Был уверен, что это она.
– И поэтому?
– И поэтому, когда Эдна стала излагать свою астрологическую чушь и предложила мне обратиться к адвокату, чье имя состоит из шести букв и созвучно камню, то понял, что она старается обезопасить меня на случай, если произойдет что-то по-настоящему ужасное. Поэтому я перебрал в голове имена всех ведущих адвокатов по уголовным делам и облегчил ей жизнь, назвав вас.
– Значит, вы не клюнули на астрологию?
– Не знаю. Думаю, что в этом все-таки что-то есть. Но сразу же, как только она изложила суть своих предсказаний, я понял, что лучше обратиться именно к вам до того, как что-то произойдет.
– Вот поэтому вы предложили мне захватить с собой доктора?
– Это верно. Правда, тоже с подачи племянницы, но я увидел все преимущества этого варианта.
– А этот спектакль с конвульсиями?
– Хотел произвести на вас обоих впечатление, что испытываю сильный нервный стресс.
– Но в основном этот спектакль был рассчитан на доктора?
– Если вы хотите представить вещи в таком свете, то да.
– Почему вы не обратились в полицию или не легли в клинику?
Кент переплел пальцы и сжал их с такой силой, что они побелели.
– Почему я этого не сделал? – спросил он сам себя. – Боже, почему я этого не сделал? Если бы я только это сделал! Но нет! Я продолжал думать, что все пройдет само собой. Уверяю вас, то, что я положил нож под подушку и ничего не сделал с ним, придало мне уверенность, что я на самом деле никого не убью. Поставьте себя на мое место. Я богат, моя жена желает завладеть моей собственностью и упечь меня в лечебницу. Для меня сделать то, что вы предположили, – значило бы сыграть ей только на руку. Я оказался в страшно затруднительном положении. Мысли об этом едва не довели меня до сумасшествия. А затем, после того как я проконсультировался с вами и увидел приемлемый выход в том, как вы намерены действовать, почувствовал уверенность, что все образуется. Мои мозги освободились от такой тяжести, что в ту ночь я спал без задних ног. Не могу ничего вспомнить до тех пор, пока меня не поднял будильник… Я думал только о предстоящей женитьбе… И даже не заглянул под подушку.
Приземлившийся аэроплан откатили к месту высадки. Мейсон, наблюдая за людьми, которые выбирались из него, заметил:
– О’кей, Кент, я верю вам. Хотелось бы верить. Если вы рассказали мне сущую правду, тогда честно все сообщите в полиции. Если вы симулировали лунатизм, что, как утверждает ваша жена, и было в случае с нею, только для того, чтобы кого-нибудь убить, то лучше прямо сейчас скажите мне об этом.
– Нет-нет, я говорю вам чистую правду.
Мейсон поднял руку и окликнул:
– Сюда, сержант.
Сержант Голкомб, разминающий мускулы после полета, вздрогнул при звуке голоса Мейсона, затем вместе с помощником окружного прокурора Блэйном направился к Мейсону и Кенту.
– Что такое? – с опаской негромко спросил Кент.
– Держите порох сухим, – предостерег адвокат. – Расскажите вашу историю полицейским, и пусть она появится во всех газетах. Чем больше шума, тем лучше для нас…
Сержант Голкомб спросил озадаченно у Перри Мейсона:
– Какого дьявола вы здесь делаете?
Мейсон – сама вежливость – ответил, сделав указующий жест рукой:
– Сержант Голкомб, позвольте представить вам мистера Питера Б. Кента.
Перри Мейсон расхаживал по офису, слушая, как Пол Дрейк тягучим монотонным голосом излагает совокупность фактов.
– Похоже, лунатизм – единственное, на чем ты сможешь строить защиту. На ручке ножа не было никаких отпечатков, но Дункан клянется, что именно Кента видел тогда ночью при лунном свете. Дункан настроен враждебно, как сам дьявол. Не тешь себя, что этот старый флюгер не пойдет на все, чтобы только навредить тебе. Понимаю, что когда он в первый раз излагал свою историю, то утверждал, что видел только силуэт лунатика. Теперь же говорит, что это был Кент. И единственное, что заставило его думать о лунатизме, – это то, что на Кенте была длинная ночная рубашка. Он…
Мейсон повернул лицо к Дрейку.
– Ночная рубашка – ведь это зацепка! – прервал он. – Разве Кент не носил пижаму?
Дрейк покачал головой:
– Ничего не выйдет, Перри. И я думал, что мы сможем опровергнуть показания Дункана, подловив его на «ночной рубашке», но оказалось, что это дохлый номер. Кент носил одну из этих допотопных ночных рубашек.
– Воображаю, что в офисе окружного прокурора зацепились за нее, как за доказательство.
– Еще бы! Они располагают ночной рубашкой, которую нашли возле его кровати, предположительно той самой, которая была на нем.
– С пятнами крови?
– Это я выяснить не смог, но думаю, что нет.
– Разве их не должно было быть на ней?