— Тогда почему же ты не сделала того, что они просили?
— У меня был творческий кризис! Не могла писать. Но с тех пор как оказалась здесь, вроде стало легче.
— И теперь собираешься исправить рисунки?
Ей совсем не понравился его неодобрительный тон.
— Легко рассуждать, когда у тебя в банке миллионы, а вот оказался бы на моем месте…
— К счастью, я не на твоем месте.
Молли поднялась и направилась на кухню достать бутылку вина. Ру прибежал следом и потерся о ее ноги. А за пуделем явился Кевин.
— Значит, снова пьем?
— Ты достаточно силен, чтобы скрутить меня, если начну буянить, — улыбнулась Молли, наливая вино в бокалы Он взял свой, и они вышли на веранду. Диван скрипнул под тяжестью Кевина. Молли устроилась рядом.
— Ты хороший писатель, Молли, и я понимаю, почему детям нравятся твои книги. Когда ты рисовала Бенни, не заметила, случайно, как сильно он…
— Что это с тобой и моим пуделем?
— Будь я проклят, если знаю, — бросил Кевин, с омерзением взирая на пуделя, устроившегося на его кроссовке. — Весь день не отстает от меня Поверь, я его не поощрял.
Молли вспомнила, как тонко ощутил Ру страдания Кевина там, в саду. Очевидно, песик взял его под свое покровительство, только Кевин пока этого не знал.
— Как твоя нога? — спросил Кевин.
— Нога?
— Мышцы после судороги не ноют?
— Не… немного. Знаешь, как-то неприятно пульсируют. Придется, наверное, выпить тайленол. Думаю, к утру все пройдет.
— Больше не смей плавать в одиночку, договорились? Я серьезно. Нужно же было сотворить такую глупость! — Он положил руку на спинку дивана и смерил ее знаменитым взглядом «попробуй-только-ослушаться-ничтожный-приготовишка». — Кстати, пока не забыл: не слишком любезничай с Лили.
— Вот об этом не беспокойся. Может, ты не заметил, что она не очень-то меня жалует. И все же я считаю, ты должен ее выслушать.
— Ну уж нет. Это моя жизнь, Молли, а ты многого не понимаешь.
— Не забывай, я тоже сирота, — напомнила она.
Кевин убрал руку.
— В таком возрасте вряд ли уместно называть себя сиротой.
— Видишь ли, моя мать погибла, когда мне было два года, и я знаю, что это такое — ощущать себя никому не нужной.
— Сравнения тут неуместны. У меня были чудесные родители.
— А у меня — Фэб и Дэн.
— К тому времени ты была уже почти взрослая. А прежде, похоже, была предоставлена самой себе.
Он намеренно уводил разговор в сторону! Молли разгадала его хитрость, но сделала вид, что ничего не замечает.
— У меня была Даниэла Стил.
— О чем ты?
— Я очень любила ее книги и как-то прочла, что у Стил много детей. Вот и воображала, будто я тоже ее дочь.
Кевин растерялся.
— Ну и ну!
— Честное слово. Конечно, можно над этим посмеяться, но я до сих пор горжусь своей выдумкой.
— Ничего не скажешь, оригинально.
— Потом я представляла, как умирает Берт, в одночасье, без мук и боли, разумеется, и в этот момент выяснялось, что он вовсе не мой отец. Моим настоящим отцом оказывался…
— Кажется, я знаю. Билл Косби [26] .
— До такого мои фантазии не доходили. Брюс Спрингстин [27] . И никаких комментариев, хорошо?
— Какие могут быть комментарии, если Фрейд по этому поводу все уже сказал?
Молли сморщила нос.
Воцарившееся поразительно дружелюбное молчание прерывалось лишь храпом Ру. Но Молли никогда не отличалась особой тактичностью и вечно норовила настоять на своем:
— Я все-таки думаю, что ты должен с ней поговорить.
— Зачем мне это нужно?
— Она не уедет, пока ты не сдашься. И кроме того, это будет мучить тебя всю жизнь.
Кевин отставил бокал.
— Может, ты потому с таким упорством лезешь в мою жизнь, что хочешь отвлечься от своих неприятностей и боишься впасть в депрессию?
— Кто знает?
Кевин поднялся.
— Что скажешь насчет ужина в городе?
Она уже провела с ним чересчур много времени, но просто не могла оставаться одна, пока он будет лакомиться немецким шоколадом.
— Согласна. Пойду захвачу свитер.
По пути в спальню она твердила себе, что ужин в его компании — дурацкая идея, такая же глупая, как ежевечерние посиделки на веранде за бокалом вина. И почти такая же дерьмовая, как ее согласие спать с ним под одной крышей.
И хотя Молли вовсе не стремилась произвести на него впечатление, все же решила накинуть шаль, как более уместное дополнение к сарафану, чем свитер.
Молли вытащила из комода ярко-красную скатерть с кистями и уже хотела выйти, как вдруг заметила какой-то оранный предмет на тумбочке у кровати. Предмет, которого раньше здесь не было и который определенно ей не принадлежал.
Молли в бешенстве ударила по комоду кулаком, да так громко, что в комнату ворвался Кевин.
— Что случилось?
— Ты только взгляни! — взвизгнула Молли, тыча пальцем в маленький пузырек с духами. — Эта наглая маленькая… потаскушка!
— Да что с тобой?
— Эми подложила мне свои духи, — раздраженно бросила Молли, оборачиваясь к нему, и потребовала:
— Укуси меня!
— Что ты на меня бросаешься? Я-то здесь при чем?
— Ни при чем! Укуси меня! Поставь мне засос на шее!
— Хочешь, чтобы я поставил тебе засос?!
— Кого же мне еще просить? И долго мне терпеть советы девятнадцатилетней нимфоманки? Тоже мне, психоаналитик!
По крайней мере увидит и заткнется!
— Тебе никто не говорил о такой штуке, как мания преследования?
— Давай, издевайся! Тебя-то она не донимает!
— Забудь! И никаких засосов!
— Прекрасно. Значит, попрошу еще кого-нибудь.
— Только через мой труп!
— Отчаянные обстоятельства призывают к отчаянным мерам. Попрошу Шарлотту Лонг!
— Омерзительно!
— Шарлотта видела, что вытворяют эти влюбленные пташки! Она меня поймет!
— О Господи, от одной мысли о том, как эта женщина впивается в твою шею, у меня всякий аппетит пропал! И как ты появишься на людях с синяком? Не думаешь, что это будет неприлично?