Максим вздохнул. Мечты об отъезде поддерживали его уже несколько лет, но он понимал, что скорее всего так и останется работать в своей мастерской. Деваться по большому счету было некуда — ни приличного образования, ни заметных денег у Максима не было, а с тем, что есть, он мог рассчитывать только на такую же работу, как дома — ну разве что в другом городе. Может, когда-нибудь даже привыкнет к своей участи и научится любить ее. И будет рассказывать своим детям, что вот — тоже когда-то мечтал, было дело… Но — судьба. Такая у него сложилась судьба, ничего не поделаешь.
Максим вдруг понял, что рассуждает о судьбе, словно его отец, и почувствовал себя так, будто бы надкусил лимон.
— Тебе учиться надо, голубчик, — сказал Беляев. — Ты же своим допотопным зверьем бредишь просто. Езжай в Буэнос-Айрес, поступай…
— Я не выдержу экзаменов в университет, вы же знаете, — тихо сказал Максим. — Мне там разве что сторожем в музей пойти.
— Какой музей? — слегка опешил генерал.
— Естественных наук, — усмехнулся Максим. — Там палеонтологическая коллекция — Европе не снилось…
Из-за стены донеслись громкие веселые голоса, шарканье босых ног, а следом — возмущенный женский вскрик. Генерал тревожно приподнялся на стуле, но в комнату уже вошла его жена.
— Заинька, Иван Тимофеевич, да что ж такое! — жалобно заговорила она. — Опять наши чингачгуки неглиже явились!
— Здравствуйте, Александра Александровна! — заулыбался Максим.
— А, здравствуй, здравствуй, — ласково закивала старушка. — Иван Тимофеевич, их человек десять, в саду ждут!
— Привыкнуть уже пора, милая, — усмехнулся Беляев в усы.
— Да ведь в город они хотят, Иван Тимофеевич. Опять ведь арестуют бедолаг, у них, простите, только спереди прикрыто слегка!
— Так выдай им штаны, голубушка.
— Нету больше, Иван Тимофеевич!
— Что ж ты будешь делать… Ну пижаму тогда. Найдется у нас пижама?
— Парочка даже найдется…
В комнату заглянул пожилой индеец, одетый лишь в набедренную повязку. Увидев Беляева, он радостно улыбнулся и поклонился.
— Великий Белый Отец, Алебук, приветствую тебя, — почтительно проговорил он.
— Не трать так много слов, гость издалека, — улыбнулся генерал Беляев, тоже переходя на чимакоко, — садись и рассказывай, что нового происходит в Чако…
…Александра Александровна внесла самовар. Макс молча сидел над чашкой, слушая стариков. Те все говорили — о скудном урожае, о рыбалке, о том, что гринго поставили нефтяную вышку прямо на водопое, и охоты теперь в тех местах нет, зверь уходит, и индейцам приходится забираться все дальше в болота, чтобы добыть мясо… Иван Тимофеевич кивал, делал иногда пометки в потрепанном блокноте. «Поговорю с министром, а толку», — бормотал он иногда по-русски и морщился, забирая в кулак бородку. Видно было, что генерал очень стар. Пожилой индеец на его фоне выглядел здоровым и крепким.
— Поговорю, — снова пробормотал Беляев, — может, полегче будет… Земля вот им должна принадлежать, Максимушка, вот им! — громко сказал он вдруг, тыча в вежливо улыбающегося индейца. — Остальное все — говорильня.
Неожиданно Максима охватила бессильная злоба — на отца, на его приятелей, дураков-эмигрантов, на неведомых гринго и министров… На себя, неспособного что-то сделать. На щуплого, маленького и такого слабого генерала.
— Коммунисты тоже так говорят, Иван Тимофеевич! — громко сказал он, и Беляев сморщился, будто проглотил порошок хинина.
— Ты чепуху несешь, Максим, — обиженно сказал он. — Видел я этих коммунистов… Глупости это, Максимушка, нельзя так.
— Что вы все — глупости, глупости! — почти закричал Максим, но всмотревшись в лицо генерала, осекся. Он с ужасом понял, что глаза старика блестят от слез. — Простите, Иван Тимофеевич, — тихо сказал он. — Простите…
Генерал, все еще морщась, неловко махнул рукой и отвернулся. Индеец тревожно следил за ними, вглядываясь в лица. Беляев громко высморкался и улыбнулся ему.
— Простите, — снова повторил Максим.
— Пустое… я ж понимаю, — откликнулся Беляев и снова заговорил с гостем.
Сгорая от стыда, Максим вышел в сад. Уехать! Прочь от людей, в сельву, в пустыню, на северный полюс. Записаться бы в какую-нибудь экспедицию, думал он, привычно погружаясь в фантазии. Хоть носильщиком, хоть землекопом. В Аргентине вовсю идут раскопки — может, удастся устроиться… Извлекать из земли кости, восстанавливать облик и жизнь странных, огромных зверей, пусть ученые думают, что делать с ними дальше, а ему, Максиму, хватит и такой цели — простой и ясной, занимающей разум и не ранящей душу. Прекрасный мир окаменелостей, в котором нет места несправедливости, страданию и потерям. Где нет этой убийственной, безнадежной жалости к близким, которым не в силах помочь…
— Максим! Поди сюда, голубчик! — взволнованно крикнул вдруг из дома генерал, и Максим, едва не сбив с петель ветхую дверь, бросился на зов.
Беляев оживленно рассматривал кусок серой, чуть смятой бумаги. Индеец следил за ним с довольной улыбкой, чуть кивая. Оглянувшись на топот Максима, генерал протянул ему листок.
— Посмотри-ка, — сказал он. — Это может оказаться по твоей части…
Максим всмотрелся в неумелый рисунок. На нем было странное животное с нелепо маленькой головой и широким, тяжелым крупом, крупными когтями на маленьких передних лапах и длинным узким языком. Мохнатое и неуклюжее, как медведь, оно стояло на задних лапах, чуть присев и опираясь на толстый хвост.
— Похоже на какую-то разновидность муравьеда или ленивца, — сказал Максим. — По такому рисунку трудно сказать точнее…
— Этот зверь зовется у лесных племен Чиморте. Он огромный, как дерево, — сказал индеец, и у Максима перехватило дыхание.
— Невозможно, — проговорил он. — Все крупные животные на этом континенте вымерли задолго до…
— Значит, не вымерли, — сказал генерал. — В Чако по-прежнему может прятаться все, что угодно.
— Но вы же изучили его вдоль и поперек, — удивился Максим. — Ваши карты, ваши дневники… Чако давно уже не белое пятно!
Беляев тихо рассмеялся. Пожилой индеец ухмылялся, качал головой.
— Именно поэтому я знаю, о чем говорю, голубчик, — сказал генерал смущенному Максиму. — Так что ты скажешь насчет зверушки?
Максим снова взглянул на рисунок.
— Это мегатерий, Иван Тимофеевич! — решительно сказал он. — Считается, что он вымер. По геологическим меркам — не так уж и давно…
— Мы наткнулись на его следы во время экспедиции на Питиантуту, в глубине сельвы, — сказал Беляев. — Чимакоки, шедшие с нами, не имели представления о таких животных. След был старый, непосредственной опасности не предвиделось, так что мы не обратили на него особого внимания — поудивлялись и прошли мимо.