— Ты не хочешь заниматься с-сексом со мной. Конечно, у меня слишком м-маленькая грудь. Все говорят, что тебе нравятся женщины с большими титьками…
Вообще-то она сказала правду, тогда отчего же его взгляд так привлекают эти маленькие опрокинутые чашечки, непонятным образом прикрепленные к худенькой грудной клетке? Возможно, он просто слишком устал, и возвращение в Теларозу разблокировало его эмоции настолько, что он вскоре станет реагировать и на каждый округлый предмет кухонной утвари. Нужно было выпутываться из ситуации, не задевая ее самолюбия.
— Это неправда, милая. Дело не в размерах, а в том, как женщина умеет преподносить свой товар.
— Я не знаю, что делать с тем, что есть у меня, — захныкала она. — Да и откуда мне знать, если никто никогда не пытался меня просветить. Если единственным м-мужчиной, проявившим хоть какой-то интерес ко мне, был врач-п-педиатр, который жутко сюсюкал и все спрашивал: можно ли ему поцеловать мою пяточку?
На этот вопрос у Бобби не имелось ответа. Тем не менее одно он знал наверняка — ему очень, очень хотелось, чтобы Грейси поскорее накинула на себя блузку.
Когда он дернулся, чтобы встать, Грейси встрепенулась и встала сама, нетвердо держась на ногах.
— Д-держу пари, если бы я д-даже разделась перед тобой догола, ты бы все равно не захотел меня.
Он вскинул голову — как раз для того, чтобы увидеть, что она возится с застежкой своей жуткой юбки цвета морской волны. Он вскочил:
— Грейси, ласточка, прекрати, перестань сейчас же, свиненыш ты такой…
Юбка упала к ее ногам, и он не сумел сдержать удивленного восклицания. Кто бы мог подумать, что под этим безобразным балахоном скрывается такая прелестная фигурка? Еще до его появления она успела избавиться от обуви и чулок, и стояла перед ним только в лифчике и штанишках. Грудь у нее была и в самом деле маленькая, однако с ней хорошо гармонировали тонкая, хрупкая талия, округлые, круто изогнутые бедра и прямые стройные ножки. Он стал внушать себе, что находит внешность этой пигалицы такой привлекательной только потому, что она резко контрастирует с плотными формами тренированных кобылиц, в обществе которых он провел добрую половину жизни.
И все же в паху у него заныло, когда он заметил, что ее штанишки состоят в близком родстве с лифчиком. На них, впрочем, красовалось только одно сердечко — крупное, розовое и все же не достаточно большое, чтобы скрыть просвечивающие сквозь ткань завитки волос. У него появилось сильное желание — сдернуть их с нее прямо здесь, в гостиной дома его матери, прямо под портретом, с которого смотрят невинный малыш и Спарки. Ему захотелось грубо раздвинуть эти ножки и выяснить, на самом ли деле там так сухо, как эта бесстыдница утверждает. А если это действительно так — что ж, у него имеется кое-какой опыт по ирригации засушливых пространств. Он поймал себя на том, что всерьез обдумывает эту идею. В конце концов, пара часов в постели с мисс Грейси — это не смертельно. Это может выглядеть даже как акт гуманитарной помощи. Но он тут же одернул себя. Меньше всего сейчас ему нужна еще одна женщина. Ему следует постепенно и ненавязчиво избавляться от них, а не тащить под себя все, что под руку попадется, до общей кучи. Кроме того, несмотря на почти двадцатилетний опыт активной жизни, ему еще не доводилось иметь дело с «синими чулочками», можно сказать, средних лет. Она, чего доброго, грохнется в обморок, увидев воочию то, что так жадно пыталась разглядеть в жалкой пародии на порнофильм.
Тем не менее бессердечным истуканом он не был. Беспомощное выражение лица сильно поддатой Грейси тронуло его. Он сделал шаг и обнял ее. Она издала протяжный душераздирающий стон и прижалась к нему всем своим маленьким вздрагивающим телом.
В груди его стартовало что-то, напоминающее рокот праздничного фейерверка. От нее веяло чем-то милым и старомодным, похожим на ароматы лаванды и лилий. Ее растрепанные волосы мягко щекотали подбородок, нежная кожа спины шелком струилась под его пальцами. Он позволил ладоням скользнуть по талии, а затем и ниже. Его удивило, какой маленькой она кажется в сравнения с ним. Ориентируясь на ее властные замашки, он почему-то предполагал, что она должна быть крупнее. Ее руки обвились вокруг его шеи:
— Мы сейчас будем заниматься сексом?
Несмотря на яростную пульсацию в паху, он невольно улыбнулся, отметив про себя, что в ее голосе гораздо меньше готовности, чем затаенного страха. Кончиками пальцев он коснулся резинки ее штанишек, затем разрешил своим рукам скользнуть под эластичную ткань. Он обхватил ее ягодицы ладонями и крепко стиснул их, немного стыдясь того, что занимается такими штучками с невинной леди, которая слишком пьяна для того, чтобы обороняться. С другой стороны, период воздержания был достаточно долгим, и потому имелась некоторая надежда, что суд не очень принципиальных присяжных мог бы его оправдать.
— Пока нет, милая.
— Ах… А целоваться мы можем?
— Думаю, это нам не повредит. — Он бросил взгляд сверху на ее залитое слезами лицо. У нее был красивый рот — широкий, правильной формы, с ямочкой над верхней губой. Склонившись, он прильнул к нему губами.
Целовалась она как девочка-подросток на первом свидании. Эта невинность одновременно и возбуждала, и раздражала его. Все-таки нехорошо, когда у тридцатилетней женщины столь убогий арсенал атакующих средств. Он начал понемножку работать языком — просто чтобы дать ей понять, что это такое.
Она оказалась способной ученицей и довольно охотно приоткрыла рот. На вкус это было похоже на фрукты с солью.
Наслаждаясь прикосновениями к маленькому нежному телу, он забыл о скверном характере Грейси и прочих ее невеликих достоинствах. Она заставила его погрузиться в воспоминания о той волшебной, слегка утомительной и — увы! — невозвратимой ночи, когда он пытался соблазнить девственницу.
Она начала тихо постанывать, потом ее язычок сам отправился на поиски приключений. Его реакция была незамедлительной. Выдернув руки из ее штанишек, он приподнял ее, ухватив за бедра. Она автоматически раздвинула их, а затем оплела ногами его торс. Когда Грейси вцепилась руками в его плечи, он понял, что дело может кончиться плохо. Еще секунда — и он, забыв об ее идиотской девственности, разложит ее прямо здесь — на полу гостиной, комнаты, напомнил он себе, в которую выходит множество незапирающихся дверей и где висит портрет наиневиннейшего ребенка.
— Грейси… — Он аккуратно высвободился из ее объятий. — Миленькая, знаешь, нам нужно слегка сбавить обороты.
— Я не хочу. Я хочу, чтобы ты показал мне, что бывает потом.
— Я тебя понимаю. Но видишь ли, дело в том, что в данный момент ты не готова еще ни к чему, кроме поцелуев. — Он решительно отстранил ее от себя и нагнулся, чтобы поднять с пола ее одежду, поеживаясь и стараясь держаться так, чтобы не напугать ее до смерти.
Он все-таки успел вовремя одеть Грейси, поскольку в тот момент, когда последняя пуговица на ее блузке была застегнута, открылась дверь и в гостиную вошла мать.