– Нет, мелкие камешки. – Он вообще не обращал внимания на ее ехидство, разве что улыбался, и то почти незаметно. – В смысле, отбивает кто?
– Тоже сама. А что, желаешь поучаствовать в процессе? – снова съехидничала она.
– Естественно, – кивнул Георгий. – Это что, мрамор? Не думаю, что от него так уж легко кусочки отбивать.
– Ты как Нюшка! – засмеялась она. – Ему, чтобы ел, тоже надо зубы заговаривать. Он только с тезкой твоим ест, с Егором, притом из одной тарелки. Может, и тебе кота притащить для аппетита?
– Да я же ем, Полина, – сказал он. – Смотри, уже целую тарелку съел. Очень вкусно!
– Целую тарелку чего? – поинтересовалась она.
– Ну, этого… Плова.
– Плов ты еще не ел, – заметила Полина. – Так что зря подглядываешь, на сковородке он еще только разогревается. Будешь плохо есть, вообще никогда не поправишься, – назидательно добавила она.
– Полин, не обижайся. Мне, честное слово, и раньше все равно было, что есть, – объяснил Георгий. – И совсем мне не надо ничего такого специально выстряпывать. Ну вот, обиделась все-таки! – расстроился он.
– Чего мне-то обижаться? – пожала плечами Полина. – Не я же выстряпываю. Ладно, давай теперь плов лопай, раз тебе все равно.
– Не обращай внимания, – сказал он, помолчав. – Должно же все это когда-нибудь пройти, а? Хоть мне как-то и самому не очень верится… И Юра твой сказал, что оттуда здоровым никто не возвращается.
То страшное, темное, что во время ночного разговора охватило их обоих с такой мучительной силой, сейчас вновь мелькнуло рядом. Но, может быть, оттого, что за окном была не ночь, а зимнее светлое утро, – это темное и правда только мелькнуло, обдало холодом и сразу исчезло.
– Давай я чай заварю? – предложил Георгий. – Мне раньше нравилось чай заваривать. У меня в Чертанове, где-то в коробках, даже спиртовка есть. Я ее купил, когда прочитал, что японцы воду для чая только на открытом огне кипятят.
– Юрка тоже чай всегда сам заваривает, – засмеялась Полина. – Еще и говорит, что мне только отвар от поноса можно доверить, а не чай. А сам такой чифирь уголовный пьет, что уж молчал бы.
Они выпили чаю с вареньем «яблочный рай», потом Георгий покурил, стоя у форточки, потом напомнил:
– Ты же обещала показать, как камешки отбивать для мозаики. Или тебе сейчас неохота?
– Вообще-то охота, – кивнула Полина. – Даже очень охота. Я, понимаешь, как-то очень сильно этим делом увлеклась, даже удивительно.
– Почему удивительно? – улыбнулся Георгий. – А ты разве все остальное без увлечения делаешь?
– Да ну, неважно, – махнула рукой Полина. – Что я вообще делаю, если подумать? Ладно, колоти камешки, раз охота есть. Только осторожно, а то они в глаза летят. Надо вообще-то очки специальные купить, но пока что не получилось. И молоток неудобный, им не сильно-то отколотишь.
Отбивать кусочки от мраморной глыбы Полине и в самом деле бывало нелегко. Даже, пожалуй, тяжелее, чем обращаться с кусачками, все-таки сила для такой работы должна была быть не только в кистях, но и в плечах, а этим она похвастаться не могла.
Зато у Георгия это получалось довольно ловко. К тому же он как-то так придерживал осколки ладонью, что они не разлетались во все стороны. Или просто ладонь у него была большая?
Смотреть на то, как он все это делает, было очень приятно. Полина подумала, что он, наверное, вообще все делает так, что на это приятно смотреть. В каждом его движении чувствовалось какое-то особенное, не приобретенное, а изнутри идущее умение. Да и откуда бы он мог приобрести умение отбивать камешки?
– Устал? – спросила она после того, как Георгий наколотил ей две горки мраморных и гранитных осколков. – Правда, трудно? – с гордостью добавила она.
– Да мне-то не очень. – Улыбка едва заметно мелькнула в уголках его губ; глаза стали совсем светлые. – Так что давай уж лучше я их буду откалывать, хоть какая-то от меня выйдет польза. А ты мне пока рассказывай, что это за мозаика будет. Заговаривай зубы!
– А тебе правда интересно? – недоверчиво спросила она.
– Конечно. А что, я таким уж дубом кажусь, что мне это не может быть интересно? – пожал плечами он.
– Да не то чтобы дубом… – протянула Полина. – Просто ты первый человек, которому это интересно. Все только пальцем по лбу стучат, особенно когда про Якутию слышат.
– Про Якутию? – удивился Георгий.
– Ну да. Я тебе сейчас покажу! – Полина нырнула под стол и достала оттуда два небольших плоских панно, которые уже успела сделать. – Вот смотри, это они и есть, всякие якутские истории. Но только это самое начало – хаос то есть, битва стихий. А потом будут битвы богатырей. Ну что, совсем не похоже? – спросила она, глядя, как Георгий рассматривает панно.
Это были те самые фрагменты якутского эпоса, в которых средний серо-пятнистый мир вихрился, а бедственный преисподний – расплескивался, как лохань.
– А на что должно быть похоже? Ни на что не похоже, и очень хорошо. Вот это гранит, да? – Он коснулся пальцем серо-пестрых пятнышек, идущих по центру панно.
– Ага. А это смальта. – Полина показала на багрово-синие кусочки, с помощью которых пыталась изобразить бурю, сопутствовавшую сотворению преисподней. – Только, по-моему, ничего хорошего…
– Почему?
Он смотрел внимательно – то на нее, то на мозаику, – и говорить с ним было так же хорошо, как чувствовать его дыхание у себя на макушке. Полине ужасно хотелось, чтобы он опять взял ее за руку и поцеловал в ладонь. Но он был сейчас совсем не такой, как ночью… Ладно, ей с ним и так было хорошо.
– Потому что там должно быть движение, да еще такое, знаешь, мощное движение, просто вихрь и буря, – вздохнув, объяснила она. – А вот это у меня и не получается. Я разные цвета пробую, камни со смальтой чередую, но все равно выходит неподвижность. Например, видишь, что здесь написано. – Она взяла с подоконника книгу и открыла на странице, заложенной красным карандашом. – Вот здесь, слушай: «С хрустом, свистом взлетает красный песок над материковой грядой; жароцветами прорастает весной желтоглинистая земля с прослойкою золотой…» А потом там еще про восьмислойные огненно-белые небеса… У меня аж дыхание перехватывает! – Полина захлопнула книгу. – И как все это сделать? Вроде и цвета хорошо выписаны, бери да повторяй, но очень статично получается. Говорю же, движения никакого.
– Можно не только цветом попробовать, – сказал Георгий. – Цвет само собой, но движение, по-моему, здесь иначе должно передаваться. Линиями и, главное, светом. Я, когда первый раз камеру в руки взял, тоже движение, динамику передать никак не мог, – улыбнулся он. – Так что это для всех проблема, не переживай. Попробуй смальту не плоско класть, а под разными углами, тогда свет заиграет.
– Ну, и скажешь, я не дура? – ахнула Полина. – Так просто… Или, может, это не я дура, а ты гений? – поинтересовалась она.