«Может, замуж поскорее выйти? – тоскливо подумала она. – А что: спокойная семья, приличный муж, дети…»
Но эта мысль не задержалась в ее голове ни на минуту. Жить с каким-то мужчиной постоянно, видеть его каждый день, подстраиваться под его привычки – это все-таки не то же самое, что лечь с ним в постель, этого просто так не сделаешь. Да еще дети! При мысли о том, чтобы родить детей от абсолютно чужого человека, ее просто передернуло. Хотя – что за глупости, а от кого же рожают детей?
Ей было тоскливо, смутно, голова у нее болела от какого-то нерадостного и непонятного чувства, которое исходило прямо из сердца – Женя просто физически ощущала, как это происходит… И унять эту тоску было гораздо труднее, чем Алексея Трубника. Да Женя просто не знала, как ее унять!
«Ну, хватит! – приказала она себе. – Что это ты раскисла? Можно подумать, кобель этот тебя в самое сердце ранил своими предложеньями. И не так уж все безнадежно. Кому сейчас легко? Найдешь что-нибудь, свет не клином сошелся. Технический перевод можно на дом брать, да мало ли что еще…»
Женя шла к своему дому по Большой Бронной, и недлинная родная улица казалась ей бесконечной.
Непонятная тоска прошла уже назавтра, сменившись вполне разумными мыслями о будущем.
Собственно, думать было особенно нечего. Женя почти сразу поняла, что вариант у нее на сегодняшний день есть один: вспомнить о существовании Виталия Андреевича Стивенса.
Конечно, ничего хорошего она в этом не находила. И тот осенний вечер, когда она плакала, выпив сто граммов коньяка, – тоже не забыла…
Но ведь только не слишком умные люди воображают, будто выбирать в жизни приходится между хорошим и прекрасным. А на самом деле гораздо чаще – между плохим и отвратительным. Женя поняла это с первого же раза. Так что гордость свою надо запрятать подальше и позвонить папаше, с которым словом не перемолвилась в последние пять лет.
А не хочешь – ну так звони Алексею Трубнику в «хард и софт».
Помочь ей Виталий Андреевич, если бы захотел, мог наверняка, в этом Женя не сомневалась. Как и следовало ожидать, ее папочка быстро сориентировался в изменившейся обстановке и в Министерстве культуры более не работал. За пять с лишним лет, прошедших после его расставания с Ириной Дмитриевной, он сделал прекрасную продюсерскую карьеру на телевидении. Не зря мама называла его «человеком успеха». Жизнь постоянно подтверждала, что Виталий Андреевич умеет бить в самую точку!
А телефон его был записан в мамином блокнотике на первой странице, даже раньше, чем начинался алфавит. Непонятно только – зачем?..
Голос у секретарши, ответившей по этому телефону, был просто небесный.
– Извините, кто его спрашивает? Дочка? Минуточку!
«Интересно, что входит в ее служебные обязанности?» – усмехнулась про себя Женя, пока секретарша соединяла ее с отцом.
– Рита, в чем дело? – наконец раздалось в трубке.
– Это не Рита, – сказала она. – Это Иры Верстовской дочка.
– Женя! – Виталий Андреевич воскликнул так взволнованно, как будто ему позвонила по меньшей мере первая леди США. – Женя, ты… Как ты, как дела?
– Это ты из вежливости спрашиваешь или правда моими делами интересуешься? – усмехнулась она.
– Ну конечно, интересуюсь, ведь столько лет…
Можно было, конечно, ответить папочке, что в прежние времена он не очень-то интересовался ее делами. Но зачем, в таком случае, вообще было звонить?
– Тогда лучше все-таки встретиться, – сказала Женя. – Не хотелось бы по телефону рассказывать.
– Встретимся, – тут же согласился он. – Я, Женечка, знаешь, давно хотел, но все как-то не…
– Ну и прекрасно, – перебила она. – Когда ты будешь свободен?
Женя увидела отца раньше, чем он заметил ее, сидящую на скамейке у Чистых прудов.
Виталий Андреевич вышел из блестящей черной «Ауди», что-то сказал шоферу, перешел запруженную машинами дорогу и, как мальчик, перешагнул через невысокую ограду бульвара. Женя смотрела, как он, все еще ее не видя – или просто не узнавая? – легкой, стремительной походкой идет по аллее к тусклому пруду. Наконец он заметил Женю и еще прибавил шагу.
– Женя!.. – выдохнул отец, останавливаясь в шаге от нее. – Как выросла, как переменилась!
Он произнес абсолютно дежурную фразу; то же самое сказал бы каждый, кто не видел ее пять лет. Но в его голосе, в его взгляде Жене вдруг почудилось что-то совершенно незнакомое, чего она совсем не ожидала.
И, еще не успев сообразить, что же это, – она догадалась…
Он действительно рад был ее видеть, действительно волновался и спешил! Никогда в его голосе не слышалось прежде таких интонаций, поэтому теперь их невозможно было не почувствовать. И поцеловать он ее хотел – качнулся к ней и остановился.
Она заранее подготовилась к разговору с Виталием Андреевичем, она отлично знала, что должна ему сказать и как, и даже прикинула, сколько времени займет этот разговор. И вдруг растерялась, глядя в его светлые глаза, которые всегда казались ей холодноватыми, да и сейчас не изменились, но…
«Что же это? – подумала она удивленно и почти смятенно, но тут же постаралась отогнать от себя смятение. – Да мало ли, в конце концов, я ведь тоже не вижу себя со стороны…»
– Здравствуй, – сказала Женя. – А ты совсем не изменился. Не постарел, – уточнила она.
Отец действительно не постарел. Но сказать, что он не изменился, было бы неправдой. Во всем его облике появилось что-то новое – связанное, конечно, с прошедшими годами. Но это новое «что-то» все-таки невозможно было назвать старостью.
«Ну и хорошо, – почти весело подумала Женя. – Если правду мама говорила, что я на него похожа, – значит, и меня годы будут красить!»
– А я уже не надеялся, Женечка, что ты позвонишь когда-нибудь, – сказал Виталий Андреевич, садясь рядом с нею на скамейку.
– Позвонил бы сам, – усмехнулась Женя. – Или телефон забыл?
– Не забыл… Но думаешь, так легко это? – Заметив, что Женя пожала плечами, он объяснил: – Я же понимаю, что мало хорошего тебе принес. Да и маме… Ну, с мамой все-таки по-другому, а вот тебе…
– К чему сейчас об этом говорить? – перебила его Женя. – Было и прошло.
– Да, – кивнул отец. – В одну реку дважды не войдешь. А хотелось, – вдруг улыбнулся он. – Не поверишь, Женечка, бывало, проснусь утром и думаю: вот сейчас вернусь к Ире, как будто не было ничего, и ведь примет она меня…
– Так бы оно и было, – согласилась Женя. – Мама вообще отходчивая. И одна до сих пор… Ну, это неважно.
«Все-таки не сильно он изменился, – решила она. – Хозяин своей судьбы… И чужой тоже».
– Но тебе я рад, – тряхнув головой, словно что-то от себя отгоняя, сказал Виталий Андреевич. – И не узнать тебя! – еще раз повторил он. – Красавица стала! А у нас, знаешь, английские лорды были в роду, я тут недавно выяснил, – подмигнул он. – Интересовался фамилией. Может, на титул подадим, а, Женечка?