– В общем, скука на этом Сахалине, скажу тебе, смертная! – слышался сквозь хрип и свист подружкин голос. – И надо было мне, Женька, так вляпаться!
– А он-то что говорит – это что теперь, на всю оставшуюся жизнь? – прокричала Женя.
Ленка вышла замуж во всех отношениях удачно: во-первых, как раз к окончанию института, а во-вторых – за японского бизнесмена, к которому была однажды приставлена в качестве переводчицы. Ни внешностью, ни ростом японец, правда, не вышел, а рядом с роскошной полногрудой Ленкой смотрелся вообще как мальчик-с-пальчик. Но это можно было считать делом даже не десятым, а двадцать пятым.
Василенка приехала в Москву из анекдотического города Урюпинска. Первый год она в Институт Мориса Тореза не поступила, покрутилась было пару месяцев в столице, но потом, однако, у нее хватило ума на то, чтобы вернуться в родные пенаты, а не пытаться годик перекантоваться у «Националя» в качестве валютной проститутки. С Ленкиной шикарной внешностью русской красавицы этот вариант напрашивался сам собой, так что ее решение временно вернуться в Урюпинск можно было считать подвигом рациональности.
Год, проведенный после Москвы на родине, наложил неизгладимый отпечаток на Василенкины планы дальнейшей жизни.
– Куда угодно, Женька, только не туда, – не раз говорила она своей московской подружке. – Черная дыра, хуже Бермудского треугольника! Нет, тебе этого все равно не объяснить, ты все-таки только умом понимаешь… А я всеми местами чую, аж дрожь пробирает!
Удивительно было, почему именно с урюпинской Василенкой сдружилась Женя Стивенс, которую даже на фоне далеко не простых инязовских девиц считали чересчур себе на уме. Но это только со стороны было удивительно, а самой Жене страшно нравилась Ленкина живая бесшабашность, способность в одну минуту перевернуть все вверх дном. И все это в удивительном сочетании с железной житейской логикой!
Не возвращаться в родной город Ленка поклялась покрепче, чем Герцен с Огаревым – бороться за свободу, и все институтские годы были посвящены исполнению клятвы.
– На крайний случай и Питер сойдет, – говорила она. – Хоть и провинция, но с человеческим все ж таки лицом.
И вдруг оказалось, что светит неутомимой Василенке не Питер и даже не вожделенная Москва, а прекрасный город Токио, где господин Хакимото ударно трудится в крупном строительном банке!
В последние пару месяцев, когда похожий на статую Будды японец вот-вот должен был, по ее словам, дозреть, – Ленка чуть не на цыпочках ходила, чтобы его не спугнуть. А когда официальное предложение было наконец получено и принято, они с Женей отметили это такой посиделкой в Зеркальном зале «Праги», что сами себе удивились.
И вот Василенка звонит и плачется на горькую свою судьбу, потому что чертов Хакимото, как какой-нибудь комсомолец на целину, отправился по зову сердца и родного банка осваивать остров Сахалин!
– А что ему? – слышался ее сердитый голос в трубке. – Они ж, японцы, хуже наших комсомольцев: банк еще даже «надо» не успел сказать, а он, пожалуйста, уже ответил «есть»! У них же фирма на первом месте, а жена я вообще не знаю на каком.
– Так что ты там делаешь все-таки? – сочувственно спросила Женя.
– Да нечего тут делать, говорю же! Городишко паршивый, просто как родной, пойти некуда, поговорить не с кем. Сижу, в бродилки играю на компьютере. Ну, природа, конечно, красивая. Лопухи в человеческий рост, бамбуки всякие. Сивучей недавно ездили смотреть, они тут прямо в поселке на берег вылазят, представляешь?
– Интересно все-таки, – позавидовала Женя. – И не навек же японец твой на Сахалине застрял, отзовут когда-нибудь. Потом еще вспоминать будешь в токийских каменных джунглях.
– Тебе бы все издеваться! – Сквозь писк в трубке Женя услышала, как Ленка засмеялась знакомым беззаботным смехом. – А я тут от скуки дохну. Приезжай вот, сама посмотришь!
– А что, я бы приехала, – ответила Женя. – Сколько, ты говоришь, билет? Тысяча баксов почти? Впечатляет… Нет, Василеночка, лучше вы к нам! – В этот момент Женя услышала, как хлопнула входная дверь, и тут же продолжила совсем другим тоном: – У меня тут, знаешь, тоже жизнь не сахар. Живу как наложница в гареме! Так что, Леночка, при первой возможности я к тебе обязательно соберусь, ты не сомневайся. Хоть оторвемся по-человечески, а то мне на себя уже смотреть противно. А также и на окружающих…
Олег заглянул в спальню и тут же исчез. Женя, однако, успела заметить, что лицо у него помятое, глаза мутноватые, а галстук завязан криво.
Она простилась с Ленкой и снова улеглась в постель. Олег походил немного по квартире, открыл холодильник, звякнул пивными бутылками. Потом опять появился в дверях.
– Женечка, доброе утро, – льстивым голосом поприветствовал он. – Какая пижамка красивая, что-то я ее не видел. Новая?
Пижама из «зеркального» темно-бордового шелка была действительно новая и действительно красивая, это Женя и без Несговорова знала, потому даже бровью не повела в ответ на его жалкий комплимент. Какие тут комплименты, когда она специально приходит с вечера, уверенная, что они идут на презентацию «Плейбоя», о которой Олег ей уши прожужжал, – и не застает дома ни любовника, ни хотя бы жалкой от него записочки! И телефон молчит.
А она-то еще, дура, размышляла, не стоит ли принять его настоятельные предложения и перебраться к нему хотя бы на недельку, для пробы! Все-таки полгода почти все это уже тянется, пора как-то определяться… Фиг он теперь получит, а не совместную жизнь!
Собственно, Женя и осталась-то на ночь в основном для того, чтобы высказать все это Несговорову сразу же, как только он появится. Но при одном взгляде на него она решила, что и высказывать ничего не надо: много чести ему будет.
– Мы, понимаешь, в монтажной вчера засиделись… – начал было Олег.
– Понимаю, – оборвала его Женя. – У нас сегодня запись в пять, ты не забыл? Ты что, в таком идиотском виде собираешься работать?
– Ох, Женечка, – простонал Несговоров. – Была б ты добренькая девочка, ты бы меня пожалела, отогрела, протрезвила…
– В бане вымыла, в печку посадила, зажарила и съела, – продолжила Женя. – Нет, дружок, это ты себе поищи Бабу Ягу! Мне выспаться надо, ванну принять, так что я домой еду.
– А у меня что, воды горячей нет? – попытался он шутить. – Мы бы с тобой…
– Мы с тобой встретимся в студии, если дойдешь.
Говоря все это, Женя успела снять пижаму, демонстративно запихнула ее в сумку и теперь застегивала черный лифчик, стоя перед зеркальным шкафом.
– Еще дразнит! – с придыханием произнес Олег. – Вертится, понимаешь, голая, у меня встает – и пожалуйста, «в студии, если дойдешь»! Стерва ты, Женька, больше ничего!
Не удостоив его взглядом, Женя вышла из спальни.
В пять часов Женя должна была записать с Несговоровым последнюю пилотную программу. Всего их было три, и именно на три передачи она подписала договор.