Поэтому она даже не обрадовалась почти, когда он сказал однажды:
– Ева, знаешь, я тут новоселье скоро буду справлять. В Крылатском. Разменялись наконец, сам не верю! Может, увидимся как-нибудь перед общим праздничком? – Он подмигнул ей, и улыбка мелькнула в его глазах. – Завтра, а?
– Ну конечно, – произнесла Ева. – Конечно, завтра, Диня…
– У меня библиотечный день завтра, так что я обустраиваться буду. А ты тогда заезжай после школы, – предложил Денис. – Найти довольно просто: по голубой линии в метро, а потом…
Она слушала, кивала и удивлялась только тому, что запоминает, как ехать на эту его новую квартиру: так бешено билось сердце у самого горла. Время, оставшееся до завтрашнего вечера, казалось бесконечным.
Его новая квартира находилась в обыкновенном многоэтажном доме – не старом и не новом, не слишком красивом, но и не уродливом. Ева по номеру отыскала его среди других таких же домов, но сразу запомнила, так что даже номер можно было теперь забыть.
Дверь не была обита, звонок не работал, поэтому ей пришлось стучать. Денис открыл не сразу, и она уже испугалась, что перепутала адрес. И телефона нет, и как искать его тогда?
– Что ж ты так стучишь тихо? – сказал Денис, открывая наконец дверь. – А я тут ремонт затеял, потолок белю – пока со стремянки слез… Заходи!
Кажется, квартира была небольшая – кухня, одна комната. В тесной прихожей все было заляпано краской, рулоны обоев лежали на полу, стояли какие-то банки с торчащими из них кистями.
– Тут алкаш жил, – объяснил Денис, пропуская Еву перед собой в комнату. – Завел себе какую-то бабу, ну, мать его и решила срочно съезжаться, чтоб квартира не пропала. Потому мы и разменялись так быстро. Нравится? – спросил он.
– А здесь так красиво, – удивленно сказала Ева. – Даже не похоже, что алкаш жил!
– Да в комнате я уже ремонт сделал, – улыбнулся Денис. – Кухня осталась и коридор. Неужели не заметно?
– Конечно, заметно, – смутилась она. – Очень красивые обои.
– Ну, иди ко мне, – произнес Денис. – Давно мы с тобой не виделись, Евочка…
В комнате уже не только был сделан ремонт, но и стояла тахта, еще какая-то мебель – кажется, письменный стол. Все кружилось у Евы в глазах, когда Денис обнимал ее, вел к этой тахте, расстегивал сзади «молнию» на ее васильковой юбке. Наверное, он и в самом деле соскучился по ней. Ну конечно, соскучился, иначе не дрожали бы так нетерпеливо его руки, и губы не искали бы ее губ так торопливо и страстно…
«Как хорошо… – думала Ева, когда все кончилось, лежа на его руке и вдыхая такой знакомый свежий запах его кожи, который она чувствовала даже сквозь запахи побелки, клея, лака. – Как будто мы и не расставались никогда…»
Теперь, когда его страсть была удовлетворена и он тихо гладил ее волосы, отдыхая, Ева краем глаза рассматривала комнату.
Все-таки здесь было довольно просторно – может быть, из-за светлых обоев? Чувствовалась во всем какая-то радостная новизна. Ева просто кожей чувствовала, как Денис радовался, когда делал ремонт в своей квартире, красил подоконники, клеил новые обои… Его радость передавалась ей, и она незаметно улыбалась, оглядывая комнату и прислушиваясь к ласковым движениям его руки.
Они выпили чаю из одной чашки – Денис еще не перевез посуду, – потом снова целовались, сидя прямо на полу в комнате, потом Ева вымыла эту единственную чашку и поставила на подоконник… Время то ли шло незаметно, то ли наоборот – летело.
– Слушай, да ведь темно совсем! – первым спохватился Денис. – Как же ты пойдешь? Ну, здесь-то я тебя до метро провожу, а там у вас, дворами…
Ева настолько не ожидала этих слов, что не нашлась с ответом. Куда она пойдет? Почему надо куда-то идти отсюда, почему нельзя остаться здесь вдвоем, вместе белить потолок, вешать полки на кухне, делать еще что-то, наполняющее счастьем уже потому, что делается вдвоем?
И тут же она поняла: да ведь он и не говорил ни о чем подобном. Денис ни разу не сказал, что она останется здесь или хотя бы придет еще раз, не предложил взять ключи… Он пригласил ее в гости, когда сам посчитал нужным это сделать, и вот теперь беспокоится, как она доберется до своего дома.
Эта догадка – которая, впрочем, была догадкой только для нее, – так ошеломила Еву, что она не знала, что сказать. Только смотрела, как Денис зачем-то выглядывает в окно, потом выходит в прихожую, возвращается уже в куртке.
– Я, понятно, телефона добьюсь со временем, – сказал он. – Во всем доме есть телефоны, алкаш-то мой просто напрягаться не хотел. Но пока, конечно, неудобство страшное. Как в каменном веке, честное слово! И автомат внизу вечно сломан. Ну, ничего, – улыбнулся он, – будет у меня пока односторонняя связь с цивилизованным миром.
Он приглашающе держал в руках ее серое пальто, и Ева машинально подошла, повернулась к нему спиной, руки сами попали в рукава… Она чувствовала спокойствие его рук, когда он поправлял сзади ее воротник, и спокойствие его губ, когда он еще раз поцеловал ее перед дверью.
Они вместе вышли на лестницу, хлопнула дверь его квартиры, загудел лифт.
– Понравилось тебе у меня? – спросил Денис уже на улице.
– Да, – кивнула Ева, не зная, что еще сказать.
– Я же говорил, лучше нет района, чем Крылатское. Даже лучше центра! И метро сравнительно близко.
Она вслушивалась в его голос и слышала только то, что он говорил: о Крылатском, о метро, – ничего больше. Естественность его слов была так же сильна, как их обыденность.
Все вдруг показалось ей чужим и пугающим – эти дома, похожие друг на друга, и асфальтовые дорожки между домами, и детские площадки во дворах… Всему здесь находилось место, всему было отведено определенное место в его жизни, и ей тоже. Впервые Ева поняла это с такой безжалостной ясностью.
И так же ясно она поняла: ничего и не будет, кроме этого. Ни счастья, ни горя, ни слез, ни радости – ничего. Будут его звонки время от времени, будет она приезжать сюда и входить в его квартиру, будет все, что было сегодня, только ремонт он закончит и посуду перевезет.
Сердце ее вздрогнуло еще раз – и умолкло. Еве казалось, что оно уже и не бьется, когда она останавливается у входа в метро, подставляет Денису губы для поцелуя, машет ему рукой на прощанье…
Она приехала последней; из квартиры уже доносились на лестницу веселые голоса. Дверь открыл Игорь – тот самый, с которым ходили в первый поход.
– О, а мы уже за стол сели, – сказал он, помогая Еве снять плащ. – Ну ничего, водка еще осталась, успеешь догнаться! – подмигнул он.
На столе красовалась какая-то большая замысловатая бутылка, сразу заметная среди привычных «Столичной» и «Монастырской избы».
– Штрафную Еве, штрафную! – закричала Галочка. – Только эту налейте, перестроечную!
«Перестроечная» водка в похожей на башенку литровой бутылке называлась «Горбачев» и была привезена из Германии, куда недавно ездил на стажировку учитель немецкого Олег Туганов. Обмен учениками и преподавателями начался в их гимназии давно, с самого начала перестройки, так что Олегова поездка не вызывала общего ажиотажа: так, расспрашивали о том о сем, смеялись названию водки.