– Зин, не надо про это, а? – почти умоляюще произнес он. – Не хочу я этого ничего – дом, дороги какие-то… Ну, я учиться хочу, если тебе причины нужны.
– Не надо так не надо, – вдруг с подозрительной легкостью согласилась Зина. – И правда, чего это я расквохталась? А я тебе свитер связала, – вспомнила она. – Помнишь, у меня белый есть? И тебе связала такой же, из козьей шерсти. Дни-то длинные на работе.
– Я пойду, – вздохнул Георгий: какой толк был от этого разговора? – Пленок пять отснял на учениях, обещал хлопцам поскорее сделать. Всю ночь придется сидеть.
– А как же… – Зина взяла его руку, положила себе на грудь; он почувствовал ее тело под шелковой тканью розовой блузки. – Давай дверь запрем, а, Гошенька? – горячо прошептала она. – Неужто ты совсем по мне не соскучился?
Конечно, он соскучился по ней. Нет, не по ней, а именно по тому, о чем она говорила сейчас, – по ее трепетному телу, по ее груди у себя под ладонями, по светлым струям ее волос, которые почему-то возбуждали его больше всего… Но как он мог запереться с нею после всего, что было сказано? Теперь он чувствовал, что от Зины исходит не только то обычное, мелочное, что всегда его раздражало, но и какая-то скрытая опасность.
Секунду помедлив, Георгий высвободил руку и, не прощаясь, вышел из библиотеки.
О том, что придется просидеть всю ночь, проявляя пленки, он сказал не только для того, чтобы отделаться от Зины. Гарнизонная лаборатория – простенькая, приспособленная только для черно-белых фотографий, – была единственной на сотни километров кругом, поэтому работы у него хватало.
Георгий только-только опустил фотобумагу в проявитель, когда дверь неожиданно открылась.
– Кому там приспичило?! – заорал он. – Хоть постучался бы!
Но крик застыл у него в горле – обернувшись, он увидел в тревожном красном свете подполковника Бережного.
Хоть гарнизон был и небольшой, и замкнутый, и все здесь друг друга знали, все же рядовому Турчину не приходилось видеть командира части вот так, один на один. Да еще и ясно было, что подполковник пришел специально для разговора с ним…
– Здравия желаю, това… – вскочил Георгий.
– Да сядь, сядь, – поморщился Бережной. – И не ори, не на плацу.
– Свет включить? – пробормотал Георгий.
– Не надо. Я тебя и так разгляжу, – усмехнулся подполковник.
Он был не в форме, а в белом свитере – наверное, тоже связанном из козьей шерсти. В красном свете фонаря его лицо казалось четко вылепленным, скульптурным, и становилось заметно то, что невозможно было разглядеть днем: значительность этого лица, благородство черт. Но благородство какое-то давнее, размытое и оплывшее…
«Лицо у него – как свеча», – некстати подумал Георгий.
И тут же совсем другая мысль заставила его похолодеть.
«Она беременная, наверно, – подумал он о Зине. – Ну точно, потому и разговаривала так спокойно!»
Оснований для такой мысли было более чем достаточно. В том, что Зина никак не предохраняется, он был уверен. Толком предохраняться самому тоже оказалось затруднительно, потому что гарнизонный киоск не предусматривал подобной солдатской нужды. Однажды Георгий попросил Зину купить презервативы в поселковой аптеке, но она так покраснела, как будто он предложил ей пройтись по улице голой.
– Да ты что, Гошенька? – чуть не плача, пробормотала Зина. – Как же я буду их покупать?
– За деньги, как еще? – пожал он плечами. – Невеликие расходы.
– Расходы, может, и невеликие, а стыд какой? – обиделась она. – Через полчаса весь поселок сплетничать станет, через час – все бабы гарнизонные, назавтра матери доложат: Зинка твоя резинки брала. Тут тебе не город!
– Ну, купи в городе, – сказал он. – В Уссурийск на сессию поедешь, вот и купи.
Зина промолчала. Презервативы Георгий купил сам, получив увольнение в поселок. Собственно, он только для этого туда и рвался, больше делать в этом забытом богом селении ему было нечего. Но продавали их под счет – оказывается, существовал лимит, – а в последнее его увольнение и вовсе «не завезли». И хоть Зина уверяла, что она «все свои дни записывает» и бережется, он очень в этом сомневался.
А теперь, значит…
Наверное, Бережной заметил его растерянность.
– Да ты не дергайся, – усмехнулся он. – Я же не как старший по званию пришел. Так, конфиденциальная беседа.
И тут Георгий неожиданно успокоился. В самом деле, что это он? Как ни крути, а почти два года он пользовался Зининой податливостью, не могло же это пройти бесследно. Странно даже, что ее отец только сейчас выбрал время для «конфиденциальной беседы»!
– Конечно, насчет Зинки, – не заставляя Георгия начинать разговор, сказал подполковник. – Дура она у меня, вся в мать. Да ты, наверно, и сам заметил.
– Не то чтобы совсем… – промямлил Георгий.
– Совсем, совсем, – покачал головой тот. – Куриные мозги. Или тебе это нравится?
– Нет, – сказал Георгий. – Это – не нравится.
– Соображаешь, значит, – хмыкнул Бережной. – Правильно мне насчет тебя докладывали. Ну, и что делать думаешь?
– А что… Она, что ли…
– Да нет вроде, – пожал плечами Бережной. – Говорит, не беременная.
У Георгия словно камень с души свалился. Он даже дышать стал свободнее и чуть не вытер пот со лба, да вовремя сдержал этот откровенный жест облегчения. Бережной закурил, в комнате запахло дешевым крепким табаком, сразу почувствовался и несильный, привычный спиртной дух, исходящий от подполковника. В красном свете трудно было разглядеть, собачьи ли у него глаза, но Георгию почему-то неловко было думать об этом.
– А зачем тогда что-то делать? – выпалил он.
– И правда! – усмехнулся Бережной. – Но она так не считает. Пристала: скажи ему, скажи… А родная ведь кровь все-таки, единственная. Ну, стреляться, может, и не станет, грозит только, а…
– Как стреляться? – испуганно перебил его Георгий. – Из чего стреляться?
– Вот и я говорю: не из чего. Да и не из-за чего. Соображать надо было, кто ей пара, а кто нет. Ты не пара, это точно.
– Почему? – неожиданно для себя спросил Георгий.
Правда, он тут же пожалел об этом. Нашел кого спрашивать, да и зачем?
– Глаз у тебя горит, – снова усмехнулся подполковник. – На таких, как она, только те женятся, у кого уже отгорело все. Или кто от рождения потухший. Я вот дурак был в молодости, не понимал… Думал, приеду по назначению, служить буду как положено, а в свободное время рассказы писать – о жизни как она есть. Из гущи народной, так сказать. Нужна, значит, жена, чтоб подштанники стирала на пользу труду и творчеству. А тут Катерина, как раз такая. Ну, глупая, так это же хорошо, зачем ракетчику умная жена? Валька Лебедев, однокурсник мой, женился на интеллигентной-образованной, так она от него через месяц сбежала с точки. Тундра, сказала, кругом дремучая и люди такие же.