– А почему ты на себя должен это взваливать? – не унималась она.
– Почему, почему… Потому что кончается на «у»! – хмыкнул он. – Потому что я ничем и никем не связан. И вообще…
Что «вообще», он договаривать не стал.
– Юр, а почему Женя ушла? – вдруг спросила Полина, выплюнув изжеванную прядку.
– Кто тебе сказал, что она ушла? – Юра изо всех сил постарался изобразить на лице искренность. – Она в командировке.
– Да ладно! – Сестрица сморщилась, как будто разжевала лимон. – Я что, по-твоему, совсем дура, не вижу?
Она обвела комнату выразительным взглядом.
– По-моему, не совсем, – улыбнулся Юра.
– Так почему? – не отставала Полинка.
За две с лишним недели у Юры не было случая сообщить родным о Женином уходе. Он и видел-то их за это время раза два, не больше: дома ведь почти не бывал.
– Ушла, – пожал он плечами. – Правильнее было бы спросить, почему пришла.
– Что правильнее было бы – это ты мне не рассказывай, – снова поморщилась Полинка. – Правильный какой нашелся! Правильно было бы, между прочим, послать Темку подальше с его дурацким долгом и сказать, чтоб сам выпутывался. А не гарсоньерку продавать… Юр, не обижайся, – добавила она, быстро взглянув на брата.
– Да я не обижаюсь. – Он едва сдерживал улыбку, глядя на ее сердитое лицо. – Я правда не знаю, почему она ушла. Ну, потому, наверное, что в Москве все оказалось по-другому, чем она могла предполагать в избушке на заливе Мордвинова.
– А она, по-твоему, предполагала, что в Москве вы будете летать на облаках и посылать друг другу воздушные поцелуи? – съязвила Полина. – Не такая она дура, по-моему.
– Не знаю, что она предполагала, – коротко ответил Юра и, чтобы переменить тему, спросил: – Знаешь, что мне бабушка однажды рассказывала?
– Что? – заинтересовалась сестрица.
Эмилия Яковлевна умерла, когда Полина была еще ребенком. Та ее почти не помнила и очень интересовалась всем, что было связано с бабушкой, на которую, как считалось, больше всех была похожа младшая внучка.
– Как она в Ялте во время каких-то киносъемок наблюдала головокружительный роман. Такая, рассказывала, была любовь, что вся съемочная группа рыдала!
– А кто в кого влюбился?
У Полинки глаза заблестели от любопытства, как мокрые виноградины.
– Одна кинозвезда влюбилась в капитана дальнего плавания, представляешь? – тоном Оле-Лукойе сказал Юра. – И спускалась к нему ночами на простынях со второго этажа гостиницы. Чтобы муж не узнал.
– Ну, со второго и без простыней можно было спрыгнуть, – рассудила Полинка. – Видел ты ихние гостиницы, на юге-то? Там, по-моему, специально второй этаж так сделан, чтоб любовники лазили без проблем.
– Не знаю, не лазил, – улыбнулся он. – Ну вот, влюбляется звезда в капитана дальнего плавания. А он – красавец: в парадном кителе, всегда с букетом, до синевы выбрит, слегка пьян – в общем, по полной программе. Плюс лето, море, солнце… Одним словом, в утро перед отъездом звезда, бабушка рассказывала, лежала в своем номере без чувств и собиралась отравиться.
– Отравилась? – деловито поинтересовалась Полинка. – А чем травиться хотела?
– Нет, к счастью, не отравилась. Договорилась с капитаном, что он, как из рейса вернется, сразу приедет к ней в Москву, а она тем временем объяснится с мужем и последует за любимым на край света.
– И что?
– И ничего! – усмехнулся Юра. – А ты как думала? Дама эта потом бабушке все в подробностях рассказывала. «Представляешь, Милечка, – сказал он тоненьким голоском, – звонит он мне, говорит: я здесь, жду тебя у Большого театра. Зима, мороз, я, забыв обо всем, набрасываю шубку и в туфлях на шпильках бегу по Пушкинской улице. Добегаю до сквера с фонтаном, приостанавливаюсь – а то, боюсь, сердце выскочит – и вижу его… – Юра сделал эффектную паузу и продолжал, глядя в Полинкины широко открытые глаза: – И вижу: ходит вперевалочку такой приземистый, коренастый мужичок в шинели до пят, на голове форменная шапка, ногами притопывает, лицо на морозе припухло, а руками себя так по бокам хлопает, как извозчик. И я вдруг понимаю: а ведь не надо мне к нему подходить… Потому что лучше уж нам обоим сохранить воспоминания о чудесном романе на берегу моря, чем разочароваться друг в друге навсегда и никаких воспоминаний не иметь!»
– И не подошла? – ахнула Полина.
– И не подошла. И правильно сделала.
Юра почувствовал, что сил на продолжение концерта у него больше нет. Кажется, и Полина это поняла, присмотревшись к выражению его лица.
– Ну, и что ты хочешь этим сказать? – усмехнулась она. – Что лучше бы Жене к тебе вообще не подходить? – И, не дождавшись ответа, добавила: – Как будто сам не понимаешь, что это дурость. Аналогия хромает, Юр! Богиня Аналогия, – пояснила она. – Богиня Аналогия, к твоему сведению, всегда изображалась хромой.
– Да? – удивился он.
– Да! И я это точно знаю: Игорь недавно логотип для какой-то фирмы делал и из энциклопедии мне зачитывал. Это приятель мой, – пояснила она, заметив недоумение на лице брата. – Спутник на нынешнем жизненном этапе. – И тут же, забыв про хромую богиню Аналогию, сердито ударила себя кулаком по колену: – И, главное, тоже ведь без копейки сидит в очередном приступе медитирования, по уши в долгах, буддист несчастный! Так бы у него хоть сколько-нибудь занять, для Евы-то. Я, знаешь, даже в казино ходила, – сообщила она. – Думала, может, хоть пару штук выиграю.
– Ну и как? – засмеялся Юра. – Выиграла?
– Да продула сто баксов, и все дела. Лучше бы краски купила! И как тебе всего этого не жалко?.. – тихо добавила она, помолчав.
– Не знаю, Полин, – повторил Юра. – Думаешь, я об этом не думал? Конечно, бабушкина гарсоньерка… Высоцкий здесь пел, и вообще, кто только не бывал. Но я… Я ведь никогда здесь не был счастлив, вот что странно! Вернее, был, и очень, но всегда все в одну минуту обрывалось – вот здесь, в этой комнате. Не принимают меня эти стены, – виновато улыбнулся он.
– А я была, – грустно сказала она. – И без всяких этих любовей, совсем одна, очень я здесь была счастлива. Когда ты ключи мне отдал перед Сахалином, помнишь? Я ведь здесь много чего сделала… «Синий цвет» тоже. – Полина кивнула на стену.
– Да, «Синий цвет»…
Юра не отрываясь смотрел на последнюю акварель Полинкиной серии. Синий цвет на ней был густым, тяжелым, как воздух за окном. Горы высились в глубине картины, холодно белели их вершины, темнели пропасти, а в пологой долине одиноко стоял каменный крест.
– Ты что, Юра? – проследив за его взглядом, тихо спросила Полина. – Юр, ты про что это думаешь, а?! – вдруг закричала она и, вскочив с ковра, бросилась к стене, в одну минуту сдернула с нее синюю акварель. – Ты и с квартирой поэтому все затеял, да?! – со слезами в голосе выкрикнула она. – Не буду я тогда ее продавать, и доверенность мне можешь не писать! Не хочу я! Не хочу я, чтобы ты… Юра!