– На меня тоже, – улыбнулась Женя. – Мамуля, давай не будем это обсуждать, а? И при чем здесь газ? Я что, рыдаю, об стенку бьюсь головой? Я не хочу об этом говорить, только и всего.
– Все держать в себе – готовый инсульт, – пожала плечами Ирина Дмитриевна. – Улыбки эти непроницаемые… Папина копия! И ничего хорошего в вашем самообладании нет. Если хочешь знать мое мнение, то в такой ситуации женщина должна рыдать и биться головой об стенку.
– Я и не спорю, – усмехнулась Женя. – Мама, не стряхивай пепел на ковер, у тебя пепельница в руке.
– Все-то ты замечаешь! – рассердилась та. – Не понимаю! Ладно, мне в театр пора. До какого у тебя отпуск? – спросила она, выходя.
– Еще неделя, – ответила Женя, не двигаясь с места.
– За два года ты взяла, что ли? И не поехала никуда… – донеслось из прихожей. – Все, пока, я сегодня поздно буду.
Как только хлопнула входная дверь, Женя почувствовала, что лицо у нее обмякает, как шарик, из которого медленно выходит воздух. Ей нелегко было все время находиться во взведенном состоянии, но еще труднее было бы объяснять маме, что на самом деле случилось. Поссорилась с Юрой – и достаточно. С кем не бывает!
Она не могла назвать происшедшее ссорой. Она никак не могла это назвать, даже думать об этом не могла. И все-таки думала все время, даже во сне.
Чуть ли не в детстве еще Женя догадалась, что в жизни не бывает случайностей. Вернее, то, что кажется случайностью, на самом деле подготовлено всем предшествующим ходом событий, тысячами невидимых нитей связано с твоим предыдущим поведением. Может быть, тогда Женя думала об этом не так определенно, но мысль была именно такая.
И поэтому ей не казалось случайностью все, что произошло месяц назад – когда она стояла посередине гарсоньерки и две газеты, которые она держала на весу, жгли ей руки, как раскаленные угли.
Умом она, может быть, и понимала, что ничего страшного не сказано в этой пошлой заметке. И фотография была сделана ведь не в постели, а всего лишь в коридоре ночного клуба, и стояли они с Несговоровым на приличном расстоянии. Но чувство, от которого Женю бросало то в жар, то в холод, не подчинялось уму.
«Ведь это было! – билось у нее в висках. – Было ведь – отель, «кинг сайз», и потом все… И какая разница, в газетенке это все впечатано или только в моей памяти, знает он подробности или не знает? Я их знаю, я их помню – этого достаточно…»
Неотменимый, неподвластный жалким человеческим ухищрениям ход жизни смел ее мгновенно, как лавина.
Самое ужасное, самое невыносимое было в том, что теперь, в эти бесконечные дни и ночи, она не могла вспомнить Юру. Глаза его вспомнить, прикосновения его рук и губ… А вспоминала только ту ночь в мальтийском отеле – во всех подробностях, от которых хотелось закричать, наизнанку вывернуться! Жене казалось, будто вся она покрыта какой-то липкой паутиной. Она вскакивала среди ночи, бежала в ванную, терлась мочалкой с такой яростью, словно кожу хотела с себя содрать… Ничего не помогало. Отвращение к себе не проходило, оно сидело у нее внутри, его невозможно было ни смыть, ни забыть.
И что значили при этом мамины разумные советы – объясниться, поговорить! Разумности Жене было не занимать, и вся она была ей теперь не только не нужна, но ненавистна. Да она не помнила даже, что говорила Юре в это последнее утро, какие приводила причины! Плела какие-то глупости про экзотическую бабочку…
Все равно причина была одна, она жгла Женю изнутри, и высказать ее было так же просто, как и невозможно.
«После всего, что было в той избушке, после этого Богом ни за что подаренного счастья, я легла в постель с человеком, которого даже физически не хотела, – потому что так решила моя голова, потому что мне всего лишь хотелось жить проще и разумнее… И сердилась ведь еще, что Юра как будто закрывается от меня, как будто недоговаривает что-то, планы какие-то строит! – думала она с ужасом и непроходящим отвращением к себе. – Претензии предъявляла… Боже мой, разве дело в том, что он не заинтересовался этой дурацкой квартирой, что он не любит в подробностях рассказывать, как там у него на работе дела?.. «Дорожный патруль» смотри по телевизору, если тебя подробности интересуют! И про жену его еще ляпнула зачем-то… Как будто мне не все равно, разведен он или нет, или я так уж за лишние метры убиваюсь».
С запоздалым, никому не нужным стыдом Женя вспоминала, как холодно говорила с Юрой в тот вечер, когда ей показалось, что он вдруг стал к ней равнодушен…
Он сидел за столом, что-то писал при свете настольной лампы, а она делала вид, что читает, сидя у рукодельного столика.
«Даже не замечает, что у меня книга в руках! – сердито подумала Женя. – Не спросит, может, мне темно при таком свете читать. Какой-то он стал… Ничего мне не рассказывает, смотрит как на пустое место. Раньше все рассказывал – про Армению, про Абхазию. В избушке тогда… Говорил, только со мной не чувствует одиночества. А теперь? Глаза даже черные все время, нисколько не синеют!» – подумала она совсем уже с детской, дурацкой обидой.
– Юра! – позвала Женя.
– Что? – спросил он, но не обернулся.
Не то чтобы ей так уж хотелось поделиться с ним радостью от скорого получения квартиры. По правде говоря, Жене даже не по себе было от этого в общем-то вполне приятного обстоятельства. Во-первых, ей так нравилась гарсоньерка с этими ореховыми креслицами и с фотографиями на стенах, что ни о каком другом жилье она и знать не хотела. А во-вторых… Мало ли что Юра в связи с этим подумает? Решит еще, что она собирается жить на два дома! Когда, еще при Несговорове, отец впервые завел разговор о квартире, именно для этого она ведь ее и предназначала.
Эта мысль, как всякая мысль, приходящая в момент плохого настроения, тут же стала крутиться в голове, обрастая подробностями.
«А что, если он именно так и подумает? – глядя Юре в спину, размышляла Женя. – Вот, сидит, пишет, даже обернуться не хочет, ему и без меня прекрасно. Я ведь додумалась же когда-то, что жить лучше отдельно, почему бы ему до того же не додуматься?»
– Юра! – повторила она. – Да посмотри же ты на меня, пожалуйста!
– Смотрю. – Он наконец обернулся; голос был явно недовольный. – Что случилось?
Ну конечно! Чтобы обратить на нее внимание, ему нужно что-нибудь из ряда вон! Чтобы на льдине унесло… А просто так, без «случилось» – какое отношение она имеет к его жизни?..
Теперь, спустя месяцы, эта старательно взлелеянная в тот вечер собственная глупость показалась Жене такой невыносимой, что впору было и в самом деле биться головой о стенку; благо мама ушла.
Не было другого человека, который сразу спрашивал бы: «Что случилось?» или: «Что я должен делать?»… Не было такого больше, только он! Именно так он и спросил в первую же минуту их знакомства, когда Женя вошла в ординаторскую и завела с ним беседу про будущую телепередачу. А она еще засмеялась тогда и подумала, что мужчина, с первого слова собирающийся что-то делать, несомненно, достоин внимания!