— Я устал.
Вставать сил нет, уже целую вечность лежу и пялюсь на потрескавшуюся штукатурку.
— Давай. Я сам здесь только из-за тебя.
Перекатываюсь на бок:
— Это почему еще?
— Теперь я букмекер, и они меня обожают, — смеется сосед. — Гэвин Перри только что пива предложил! Это все ты, старик, вовек не забуду. Завтра вызволим твою кошку и…
— Ладно-ладно, где ты?
Забавно, помогает мне вовсю, а сам еще думает, что в долгу. Рывком поднимаюсь с кровати.
Чего тут валяться, в конце-то концов? Лежу и думаю о Лиле, как она там мяукает в клетке, и без всякого толка перебираю воспоминания одно за другим.
Сэм диктует адрес. Я знаю, где это. У Зои Пападополус родители вечно разъезжают по командировкам, поэтому у нее постоянно вечеринки.
Дед заснул перед телевизором. В новостях показывают губернатора Паттона, сторонника второй поправки — той самой, которая обяжет всех принудительно пройти тест на владение магическими силами. Все распинается: мол, сами мастера должны поддержать поправку, продемонстрировать миру добрые намерения и законопослушность, якобы никто не узнает результаты проверки, полная конфиденциальность. Про доступ правительства к медицинским документам пока ни слова. Ну-ну.
Дедушка храпит. Забираю у него ключи.
Зои живет в огромном новом доме в Нешаник Стейшн — там таких несколько, и лес совсем рядом. Подъездная дорожка заставлена машинами. Тяжелые двери распахнуты настежь, на крыльце какая-то девчонка, размахивая бутылкой красного вина, обнимается с коринфской колонной и истерически смеется.
— Что празднуем?
— Празднуем, — непонимающе повторяет она, потом улыбается. — Жизнь!
Не могу заставить себя улыбнуться в ответ. Зачем я здесь? Нужно что-то делать, вломиться, например, в проклятый приют. Когда мошенничаешь, самое сложное — бездействовать и выжидать. Тут-то нервы и сдают.
Хорошо бы у меня не сдали.
Гостиная уставлена оплывшими свечами, вся мебель заляпана воском. Несколько мальчишек и девчонок сидят прямо на полу и пьют пиво. Один десятиклассник что-то говорит, и все оборачиваются ко мне.
Два с половиной года бился, чтобы ничем среди них не выделяться, и вот — каких-то пятнадцать минут, и все труды прахом. Моя общественная жизнь, и без того нелепая и натужная, похоже, катится ко всем чертям.
Киваю собравшимся. Интересно, Сэм принимает на меня ставки? Самое время начать.
В кухне Харви Сильверман в окружении других двенадцатиклассников опрокидывает в себя одну рюмку за другой. Остальные толпятся снаружи, около бассейна. Для водных процедур холодновато, но в нем тем не менее барахтается парочка учеников, прямо в одежде и с посиневшими губами.
Меня под руку берет Одри.
— Смотрите-ка, кто пришел! Кассель Шарп.
Моя бывшая девушка очень красивая, хотя сейчас взгляд у нее мутный и улыбка немного рассеянная. Около книжного шкафа Грег Хармсфорд что-то втирает девчонкам из хоккейной команды. Одри оглядывается на него. Интересно, они вместе сюда пришли?
— Как обычно, притаился в сторонке и наблюдает исподтишка, оценивает нас.
— Совсем нет.
Как же ей объяснить? Я ведь больше всего боюсь, что оценивать будут меня.
— Мне нравилось с тобой встречаться.
Кладет голову мне на плечо, может, по старой памяти, а может, напилась слишком сильно. При некотором усилии можно принять это за ласку.
— Нравилось, как ты наблюдаешь за мной.
Я почти готов пообещать ей, что буду делать все как надо, сказала бы только — что.
— А тебе нравилось со мной встречаться? — едва слышно шепчет Одри.
— Это ты меня бросила.
Я тоже почти шепчу, слова получаются тихими и нежными. Скажу что угодно, пусть только не уходит, пусть говорит со мной. Когда мы вместе, все так ясно и просто, кажется, что я могу измениться, бросить старую жизнь.
— Но я тебя все еще не забыла. Не думаю, что забыла.
— Да?
Наклоняюсь и целую ее. «Не думаю, что забыла». Вот и ты не думай. Прижимаюсь к мягким губам. На вкус — текила. Ужасный получается поцелуй — сплошные горечь и сожаление. Я точно знаю, что опять все порчу, просто-напросто не умею по-другому.
Но Одри не отталкивает меня — приподнимается на цыпочки, обнимает за плечи. Ее руки легонько щекочут мой затылок, и я улыбаюсь. Медленнее, еще медленнее. Уже лучше. Она легонько вздыхает, не прерывая поцелуя.
Скольжу пальцами по ключицам, по впадинке па шее. Я хочу поцеловать ее туда, перецеловать каждую родинку на молочно-белой коже.
— Эй, ну-ка убери от нее руки, — встревает Грег Хармсфорд.
Одри отшатывается и чуть не падает на него, а я словно со дна моря всплываю, даже в ушах гудит. Совсем забыл, что мы на вечеринке.
— Ты напилась. — Грег хватает девушку за локоть, отчего та чуть не падает.
Сжимаю кулаки. Вот сейчас размажу его по стенке, ударю прямо в лицо. Оглядываюсь на Одри. Если испугалась или разозлилась — мокрого места от него не оставлю.
Она отвернулась, на меня и не смотрит. Вся ненависть моментально превращается в презрение к самому себе.
— Что ты вообще здесь забыл? Тебя же вроде вывели на чистую воду и наконец турнули из школы.
— Не знал, что это школьная вечеринка.
Грег самодовольно улыбается.
— Кому ты тут нужен! Используешь магию, чтобы девчонкам мозги пудрить. Иначе-то никто на тебя и не посмотрит.
Вспоминаю Мауру. Все вокруг расплывается, я словно смотрю на Грега сквозь длинный черный туннель. Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в кожаные перчатки, и бью изо всей силы, он летит прямо на пол. Пинаю противника ногами, но тут меня хватает за пояс Рауль Пэтак и оттаскивает прочь.
— Шарп, остынь.
Ударить, ударить его еще раз. Вырываюсь, кто-то выворачивает мне руки за спиной. Одри ушла.
Грег поднимается на ноги и вытирает рот.
— Я про твою мать читал в газете. Ты точно такой же, Шарп.
— Ну это едва ли. Тогда бы ты со слезами на глазах умолял себя отдубасить, — усмехаюсь я в ответ.
— Выведите его, — командует чей-то голос.
Рауль тащит меня к дверям. Мы шествуем мимо бассейна, люди оглядываются, привстают в шезлонгах, явно предвкушая продолжение драки.
Пытаюсь вырваться из захвата, но когда меня отпускают, от неожиданности падаю на траву.
— Да что в тебя вселилось? — Рауль тяжело дышит.
— Извини, — поднимаю глаза к ночному небу. Оказывается, сзади меня держал Кевин Форд.
Коротышка, но накачанный, рестлингом занимается. Смотрит выжидающе, как будто ждет, что я на него накинусь.