ИБСЕН (встряхиваясь со сна): Гав.
ПРАВДИВЫЙ ПИКСИ: Вы уходите?
СЭМЮЭЛЬ: Да. Уходим.
ПРАВДИВЫЙ ПИКСИ: Очень хорошо.
СЭМЮЭЛЬ: Постарайся быть хорошим.
ПРАВДИВЫЙ ПИКСИ (махая рукой с порога): Я всегда стараюсь… прощай.
СЭМЮЭЛЬ: Прощай.
ПРАВДИВЫЙ ПИКСИ (себе под нос): Вонючий грязехлеб.
Сэмюэль с Ибсеном спускались по крутой извилистой тропинке, следуя инструкциям правдивого пикси, и держали ухо востро, опасаясь существ без тени.
Как и его сестре, Сэмюэлю было очень грустно. Но, в отличие от сестры, грусть Сэмюэля была смешана со злостью, так что он не понимал толком, что же конкретно он чувствует. Это не было чистой грустью или чистой злостью — скорее «зрустью». Он знал, что такого слова не существует, но подумал, что стоило бы его создать.
Он пришел к выводу, что две самых страшных беды в его жизни случились из-за людей, которые его не слушали.
Если бы папа послушал его, когда он закричал: «Остановись!», его родители были бы до сих пор живы.
Если бы Марта послушала его, когда он кричал ей не идти в лес, ему бы сейчас не пришлось думать, как ему использовать один из тринкильона шансов и успешно вызволить ее из рук Мастера перемен.
— Почему люди меня не слушают? — спросил он Ибсена. — Почему они не могут просто делать то, что я говорю?
Но Ибсен его не слушал. А если и слушал, то не мог дать ему удовлетворительного ответа.
«Если бы они делали, что я говорю, сейчас все было бы в порядке. Мама с папой по-прежнему были бы с нами. Марта по-прежнему пела бы дурацкие песенки, а я не был бы в опасном лесу, проверяя все вокруг на наличие тени».
Продолжая шагать по извилистой тропинке, он в общих чертах подумал об этом другом мире. О мире, где его бы слушали. Что он делал бы сейчас, ровно в этот момент? Он был бы в школе. В своей старой школе, в Ноттингеме. Сейчас был полдень вторника, поэтому у него, наверное, был бы урок математики.
Квадратные корни или что-то в этом духе. Ему было бы невыносимо скучно, и он подбрасывал бы линейкой кусочки ластика, но за этой скукой скрывалось бы счастье. Счастье, которое он привык принимать как должное. Счастье, которое заключалось в том, что у тебя есть мама и папа — даже если они тебя никогда не слушают. Потому что мамы и папы — это не просто люди: они — что-то вроде страховочной сетки. Ты всегда знаешь, что, какими бы скучными ни были уроки математики и в какие бы проблемы ты ни вляпался в школе, они всегда о тебе позаботятся. Они могут отругать тебя, но они всегда будут рядом и помогут справиться с трудностями.
А теперь их не стало, и это было так, словно он остался один на натянутом над пропастью канате. Если он упадет, если сделает всего одну ничтожную ошибку, все будет кончено. Внизу не будет страховочной сетки, на которую он мог бы упасть.
«Иди по прямой, — сказал Сэмюэль канатоходцу, шагая по тропинке и стараясь держаться поближе к деревьям. — Не отклоняйся слишком сильно влево. И не забирай слишком далеко вправо».
Он прошел мимо кроликов, калуши и лося, облегченно вздохнув при виде их теней, и продолжал свой путь к Мастеру перемен.
Но, упорно шагая вперед, Сэмюэль вдруг почувствовал, как по его лицу катятся слезы. Не холодные ледяные слезы. Это были горячие и злые слезы, которые катились у него из глаз и капали с кончика носа. Они текли неудержимо, как водопад, сколько бы он ни стирал их с лица.
Ибсен посмотрел на Сэмюэля, пытаясь утешить его, насколько это было возможно, своим свисающим языком и полусонными глазами, но мальчик продолжал плакать.
«Возьми себя в руки, — приказал себе Сэмюэль. — Ты словно большой младенец!»
И тут он увидел его. Куст с зазубренными желтыми листьями.
— Куст губореза, — пробормотал он, воскрешая в памяти то, что говорил пикси.
Ибсен заскулил, словно понимая, что означает этот куст.
«После того как ты минуешь этот куст, ты окажешься в самом опасном месте леса…»
Он посмотрел вдаль, на покатый склон, начинающийся сразу за кустом и поросший высокими соснами — самыми обыкновенными, такими же, как и все сосны в лесу. Он не видел никаких существ — ни с тенью, ни без нее. Никаких признаков опасности. Но, стоя на месте и вглядываясь вдаль, он почувствовал смутную тревогу. Скрытая угроза, казалось, неуловимо меняла воздух вокруг, предупреждая об опасности тех, кто собирался приблизиться к Мастеру перемен.
Это чувство заставило его затрепетать от страха, словно он собирался спрыгнуть со своего воображаемого каната и упасть на твердую землю, лежащую далеко внизу.
Сэмюэль стер слезы с лица. Отныне он никогда снова не поддастся слабости и не будет жалеть себя.
— Итак, — сказал он Ибсену. — Вот мы и пришли.
Он осторожно сорвал с куста несколько желтых зазубренных листьев, положил их в мокрый карман и шагнул в опасную зону.
Привет. Это снова я. Автор.
Да, я знаю, никто не любит, когда их прерывают, особенно если это происходит во время чтения книги. Но я хочу просто предупредить вас, что следующие две главы будут посвящены тому, как Профессор Тэнглвуд стал таким жестоким. Некоторым нравится думать, что люди сразу рождаются жестокими, и если вы хотите продолжать думать так, то почему бы вам не пропустить следующие две главы и не продолжить чтение с главы под названием «Повозка»?
Давайте.
Марш отсюда.
Ну, кто-нибудь остался?
Ах, да. Только вы.
Ну, не беда.
Я по-прежнему считаю, что мне стоит рассказать вам еще кое-что о Профессоре Тэнглвуде и некоторых весьма любопытных чертах его жестокого характера.
Пока Сэмюэль продолжал свое путешествие, Профессор Горацио Тэнглвуд сидел в одиночестве в своем дворце на дереве и пытался придумать, как будет называться его новая книга. Он был очень доволен собой, потому что только что отдал приказ хюльдрам доставить к нему сегодня ночью Снежную ведьму, а также всех остальных узников. В последнее время он чувствовал в Ведьме теней какую-то неуверенность, особенно в те моменты, когда разговор заходил о Снежной ведьме. Поэтому он решил, что лучше всего будет покончить с ее сестрой раз и навсегда.
Взволнованный этими перспективами, он ощутил прилив энергии и решил поработать над заглавием книги. Правда, он еще не написал ни строчки своей автобиографии, но был уверен, что если найдет правильное название, то все нужные слова подобно дождю упадут на его голову — совсем так, как случилось с «Существами Тенистого леса». Он шагал туда-сюда по комнате, мимо банок с замаринованными головами, и думал о разных вариантах названия.