Эгон Нос не звонил.

«Так!» — щелкнул автоматический календарь на столе, отмечая полночь.

Двадцать первое марта, первый день весны.

Мужчина снял очки в черной оправе и сжал их в кулаке. Он хотел бы разбить их. Но не сделал этого.

Он думал, что все будет по-другому.

Он думал, что к весне он будет контролировать большую часть Договора.

Но в Риме он потерял своего лучшего агента, а в Нью-Йорке — контакт со своим самым доверенным человеком.

Двадцать первое марта. А у него все еще нет карты.

— Не думайте, что вы двигаетесь вперед, — угрожающе сказал мужчина. — Вы еще ничего не знаете. Вы ничего еще не поняли. Мы две стороны одной медали, мистер Миллер, синьорина Мелодия и мадемуазель Бланшар. А что касается тебя, китайский малыш, то рано или поздно ты вернешься проведать свою семью. Рано или поздно.

Ребята шли по дороге, которую для них подготовили другие. Неясная дорога, которую ревниво охраняли годами. Таинственная дорога. Даже для мужчины, который стоял перед окном своего небоскреба. Но это дорога, которая среди прочих ведет к секрету Столетия.

— Не важно, по какому пути ты придешь к истине. К такой важной тайне не может вести единственная дорога. Если ты ее откроешь, береги ее и не давай ее открыть другим. Вот секрет Столетия… — прошептал мужчина, прежде чем отойти от стекла.

Он сделал несколько шагов в комнату, открыл единственную дверь и вышел. Как только дверь закрылась, воздух из кондиционера начал стерилизовать комнату, чтобы избавить ее от любого источника инфекции.

Мужчина шел по коридору.

— Столетие говорит нам, откуда мы приходим и куда уходим. И на какое время…

Коридор был длинный — почти двести метров. В нем не было ни дверей, ни света. Высокие стены, близко стоящие друг к другу, были украшены красными рисунками и надписями, нарисованными детской рукой. В конце коридора была крошечная дверь. Чтобы войти, нужно было наклониться.

За дверью находилась его спальня. Мужчина медленно, методично раздевался. Манжета его рубашки покраснела от крови. Он раздавил стекла очков, которые все еще сжимал в кулаке.

Он бросил все на пол.

— Кто знает секрет Столетия, — повторил он еще раз, ложась в постель — слишком короткую, чтобы он мог вытянуться во весь рост, — владеет миром.

Он не закрывал глаза. Он почти никогда не спал. Он ненавидел сон. А больше всего он ненавидел сны.

— Я хочу изменить мир, — повторил Геремит Дьявол, не меняя выражения лица.

На потолке его комнаты были нарисованы звезды.

Но они все были не на своих местах.

ДЕТИ МЕДВЕДИЦЫ

В Сибири зима вошла в полную силу.

Тайга покрылась льдом, реки были скованы в самом сердце промерзших долин. Ничто не двигалось. Тунгуска была похожа на поток разбитых камней, лишайника и мха, на лес, иглы елей которого колются, как лезвия. Голубые глаза волков смотрели на тропинки, протоптанные белыми лисами.

Сюда приходил только один поезд, который боролся с холодом, выпуская струю черного дыма. Стук колес по рельсам слышался за десятки километров. Поезд звучал, словно барабан из черного железа, отдававшийся по всей округе. Он приезжал только один раз, в начале весны.

В Тунгуске есть вещь, о которой нельзя говорить. О ней нелегко узнать и еще сложнее до нее добраться. Это лес, которого больше нет.

Он был огромным. Его периметр был обведен тоненькими стволами сосен, отклоненными назад. Чем дальше простирался этот лес, тем меньше в нем было маленьких деревьев, их заменяли склонившиеся вековые сосны. Они росли под немыслимым углом, как будто их согнул сильнейший ветер. Затем деревья исчезали. Их стволы лежали на земле, один возле другого. Их корни были направлены к центру леса. В центре был только снег, который покрывал камни и остатки разогретой лавы.

Говорят, что в Тунгуске в 1908 году упала комета. Но это слухи. О том, что случилось на самом деле, лучше не говорить.

Две фигуры шли по лесу, которого не было. У них были тяжелые, сшитые вручную шубы и обледеневшие брови. Их огромные сапоги утопали в поблескивающем снеге.

Их глаза — словно две щелочки. Это мужчина и женщина.

Она сказала:

— Я видела звезду.

Она уставилась в одну точку невидящими глазами. Ее называли ясновидящей, потому что этими глазами она видела то, что не могли видеть другие.

Ее спутник спросил:

— Какую?

— Белую. Как хвост лисы. Я видела, что она идет. Но не видела, что она несет нам — жизнь или смерть.

— Опять смерть?

— Не сюда. В другое место. Это будет не как сто лет назад. Эта комета намного больше.

Ветер продувал весь лес.

— Кто знает, жизнь или смерть она принесет?

— Тот, кто ее позвал. Дети медведицы.

Ясновидящая вытянула руку и указала на белое поле в центре леса, возникшее из-за падения метеорита.

— Каждые сто лет медведица рожает четверых детей. Они выбраны ею. Они рождаются на Севере. Это они позвали комету. И теперь должны вести ее.

— А ты откуда знаешь?

Ясновидящая прикрыла веки.

— Мне рассказывали. И я видела их. Утром и вечером. В реке и на равнине. Я видела это сквозь снег. Я слышала песни, которых никто больше не пел. Исчезнувшую музыку. Мир сказал мне это.

— Здесь?

— Здесь, — ответила ясновидящая. — Потому что здесь это случилось сто лет назад. Когда пришли прежние дети медведицы. Они позвали комету, но не смогли ее направить.

— А как они ее направят?

— Уважая Договор. — Ясновидящая встала на колени, чтобы коснуться земли. — Договор о том, как жить с ней. Соглашение между Человеком и Землей.

Двое замолчали, потом мужчина помог женщине подняться.

— Зачем ты привела меня сюда? — спросил он.

— Ты должен пойти и найти детей медведицы.

— А где их искать?

— В городе ветра и слов.

— Я не понял, — ответил мужчина. — Такого города нет.

— Есть, — настаивала она. — Он называется Париж.

— Ты хочешь, чтобы я для тебя поехал в Париж?

Она покачала головой. У нее было всего несколько зубов.

— Не для меня. Для всех нас. Ты должен найти детей медведицы и передать им кое-что.

Она вытащила кожаный мешочек, стянутый шнурком, затвердевшим от холода. Внутри был деревянный волчок.

А на волчке нарисовано сердце.