— Одолжи мне свою одежду, — попросил Аполлон. — Мне кое-что пришло в голову.
Наскоро переодевшись в кожаную куртку и штаны Андромахи, Феб выпустил из-под амазонского колпака свои прекрасные золотые волосы и поспешил обратно к кораблю. На берегу он нашел кучку недовольных всадниц, на долю которых не досталось макронейских юношей, и стал убеждать их, что Ипполите угрожает опасность. Чужеземцы, заманившие ее на корабль, собираются похитить золотой пояс, а саму царицу убить и выбросить за борт.
— Хорошенькое дело! — закричали и без того обозленные женщины и схватились за мечи. — Украсть пояс! Среди бела дня!
— Андромаха бы этого никогда не позволила! — умело ввернул Феб.
— Андромаха да! Андромаха была настоящая царица! — послышалось со всех сторон.
Услышав гневные голоса подруг, из тумана стали выныривать другие амазонки, еще не успевшие как следует расслабиться в объятиях гостей. Макронейские юноши попытались силой удержать их. Но это только озлобило всадниц, поскольку грубость послужила подтверждением враждебных намерений мужчин.
Тем временем Ипполита и Геракл расположились в палатке на корме и с восхищением пожирали друг друга глазами. Царица была рослая, уверенная в себе красавица, с удовольствием демонстрировавшая герою свои прелести. Боец Геро зачаровал ее игрой мышц и детским простодушным кокетством. Но она не знала, что его привлекает больше: ее грудь или ее золотой пояс. В знак доброй воли Ипполита сняла драгоценный подарок Ареса и сложила его к ногам гиганта. Геракл сразу воспрянул духом. Его сердце перестало разрываться между алчностью и желанием. Он протянул к Ипполите руки, и через секунду любовники уже сплелись в щедрых объятиях.
Крики и звон оружия долетели до палатки не сразу. А когда герой и царица расслышали их, то еще некоторое время не могли оторваться друг от друга. Влажные ладони Геракла пару раз скользнули по влажному лону Ипполиты, прежде чем гигант высунул голову из-за полога.
То, что он увидел, привело бойца в бешенство. Туман почти рассеялся. На широкой полосе пляжа шло настоящее побоище между макронейцами и теснившими их амазонками. Дикие женщины визжали и размахивали клинками. Юноши, прибывшие на праздник без оружия, отбивались кто палками, кто голыми руками.
— Измена!!! — закричал Геракл. В его голове помутилось от гнева. Еще секунда — и священное безумие вновь всколыхнулось в бойце.
Лицо, которое Ипполита увидела, когда полог палатки опять упал, уже не было лицом ее любовника. Побелевшие губы тряслись, глаза выпучились, как у кликуши, из груди вырывался нечленораздельный рев. Геракл сомкнул ладони на шее женщины, и она не успела ни вскрикнуть, ни потянуться к оружию. Позвонки хрустнули, волосы рассыпались по палубному настилу. Гигант уже соскочил на берег и, размахивая палицей, вступил в бой.
Амазонки не выдержали его ударов и побежали. Но преследовать их не было смысла. Из-за холмов в любой момент могла выскользнуть им на помощь сотня-другая всадниц. Оставшиеся в живых макронейские юноши поспешно взобрались на палубу и, оттолкнув корабль веслами от берега, подняли парус. Геракл сбросил тело Ипполиты за борт, а пояс перекинул себе через плечо. Так сбылось пророчество Аполлона, которое он выкрикивал среди амазонок на берегу. Солнечный бог восстановил Андромаху в правах царицы и обещал при случае вернуть украденную реликвию.
— Ты даже не представляешь, — сказал он ей вечером, когда костер на побережье уже горел, — как я рад вернуться сюда! Такая глушь.
Феб смотрел на смуглое небо, слушал стрекот цикад в сухой траве, и постепенно на душе у него становилось легче. Здесь, на краю земли, казалось, что боги не вспоминают о нем.
— Ты когда-нибудь хотела стать кем-то другим? — спросил он у царицы.
— Я? — переспросила женщина, снимая с палочки жареную саранчу и протягивая ее лучнику. — Да, однажды. Очень давно.
— Ночь длинная, — подбодрил ее Аполлон. — Рассказывай.
Андромаха натянула войлочный плащ до самого подбородка.
— Макронейцы, — сказала она, — приезжают к нам каждый год. Я тогда была еще совсем девочкой, и вот первый раз мы с подругами отправились на праздник. Мы от всего шарахались и поминутно хватались за ножи. А над нами смеялись и наши постарше, и макронейцы. Там был один. Не с Макронея. Троянец. Гость наших гостей. Они взяли его показать амазонок. Он не смеялся. Просто подошел ко мне, взял за руку и сказал: «Пойдем». И я пошла, как ребенок за матерью. Если б ему вздумалось увести меня на край света, я бы даже не стала спрашивать, куда мы идем. Но он не мог ни остаться, ни взять меня с собой. — Андромаха вздохнула. — Он был царевичем, и долг звал его домой. Без лишней обузы.
Феб заметил, как женщина грубым пальцем смахивает слезинку с нижнего века.
— С тех пор много воды утекло, — закончила она. — А вот всего один раз в жизни было так, что я захотела сменить седло на прялку и стать просто женой.
Оба помолчали. Солнечный бог пожевал травинку и сплюнул.
— Как там звали твоего троянца? — спросил он.
— Гектор, — еще не понимая хода его мыслей, отозвалась женщина.
— Гектор, Красивое имя. — Аполлон уже встал, отряхивая ладони от песка и явно собираясь уходить.
— Почему ты не можешь задержаться на одном месте? — с укоризной спросила царица.
— Я же солнце, — пожал плечами Феб. — Бегу по небосводу. — Он поднял руку. — Прощай, женщина. — Его золотые глаза сощурились, и через секунду лучник растаял в темноте.
Сахарные стены Трои отражались в спокойных морских водах. Солнечный бог приблизился к зеленой вершине горы, господствовавшей над городом. Его внимание привлекло теплое золотое свечение трех точек. Огоньки переливались среди листвы, и вскоре Феб различил в оливковой роще на пологом плато женщин, жарко споривших о чем-то.
Приняв свой любимый облик — маленькой серой мыши, — лучник скользнул среди камней и притаился, желая увидеть всю сцену. Перед ним были Геро, Афина и Афродита — три ипостаси Великой Матери, рвавшие друг у друга из рук золотое яблоко.
— Я самая красивая! Нет я! Нет я! — кричала каждая.
При этом спор был лишен всякого смысла, ибо дерущиеся богини составляли одно существо. Феб чуть не окликнул их. Но небожительницы тем временем решили обратиться на суд к простодушному пастуху, дудевшему невдалеке на свирелке. Пастух был поражен такой честью, живо разогнал коров и благоговейно принял из протянутых рук золотое яблоко. Богини на миг застыли перед ним в самых соблазнительных позах, но долго не выдержали бездействия и начали склонять судью каждая на свою сторону.
— Пастух, эй, пастух, — зашептала Геро заговорщическим голосом. — Я сделаю тебя самым могущественным в мире. Будешь ходить в золоте, есть на золоте, обращать в золото все, что увидишь.
Афине претил столь циничный подкуп.
— Ты так и так будешь правителем, — хмыкнула она. — Как только спустишься в Трою. А твое богатство можно будет измерять сказочными доходами этого города. — Паллада кинула на соперницу презрительный взгляд. — Так что Геро тебе ничего не предлагает.