Но машину она все-таки решила попросить у брата.
Проницательная Алинка правильно догадалась: Вера не хотела брать деньги у Сашки. Если бы он узнал об этом, то обиделся бы смертельно, потому она и вела себя так, чтобы он об этом не узнал. Например, выдумывала, что работает в «Индивидуальном предпринимательстве» не ради хоть какой-то зарплаты, а только потому, что ей это нравится: все-таки среди людей, есть кому платьице новое показать, а дома ведь в халате утонешь, со скуки умрешь!..
На самом же деле Вера не хотела давать Сашкиной жене даже слабый повод думать, что та благодетельствует бедной родственнице. Вера вообще не терпела унижения, а терпеть его от Юли – это было совершенно неприемлемо.
Поэтому то, что она решила попросить брата купить ей машину, можно было считать особенным с ее стороны поступком. Хотя Сашка со своей стороны это никаким поступком не счел бы. В детстве он любил делать Вере сюрпризы, и ее радость приводила его в такой восторг, который он с трудом – мужчине ведь положено быть сдержанным! – умел скрыть.
Вера пришла к брату без звонка – так у них было заведено, он тоже всегда приходил к ней без предупреждения. Да и квартира, в которой жила Вера, была ведь родительским домом, и у Сашки до сих пор были от нее ключи.
Но на этот раз приход к брату без предупреждения оказался некстати: его не было дома, зато была дома Юля. В этом не было ничего удивительного – Сашкина жена не работала, – но это вынуждало Веру делать именно то, чего ей делать совсем не хотелось: объяснять невестке, зачем она пришла. Сказать, что заглянула просто так, по дороге, удалось бы едва ли: Вера не считала Юлю умной, но в проницательности ей не отказывала.
– Что это ты делаешь? – поинтересовалась она, проходя вслед за Юлей в кухню.
По дороге она отметила, что за то время, которое они не виделись, походка у Сашкиной жены стала еще менее женственной. Хотя менее, Вере казалось, было уже некуда.
– Кашу гречневую варю, – ответила Юля.
– Вы кашу гречневую едите? – удивилась Вера.
– А что мы, по-твоему, золото едим? – хмыкнула Юля. – Питаемся как все люди. Кстати, гречки приличной сейчас не купишь. Вся пропаренная, не полезнее картона. А которая непропаренная, та стоит столько, что никаких денег не хватит.
Вера еле сдержала раздражение – и то, которое вообще вызывала у нее невестка, и то, что было вызвано именно этим ее замечанием.
«Сашке она тоже рассказывает, что у нее на гречку денег не хватает? – подумала она. – Интересно, как он реагирует?»
Впрочем, вряд ли Юля говорит мужу что-нибудь подобное. Зачем бы? Такие речи предназначены только навынос, чтобы люди не завидовали. Они ведь ритуальные, эти речи. Аглая Звон тоже любила повозмущаться, что билеты на Сардинию подорожали на сто евро. Хотя в общей стоимости элитного отдыха на Сардинии лишняя сотня евро ничего для нее не значила. Так же, как и лишняя сотня рублей за гречневую крупу ничего не значила для Юли.
Это было то, чему Вера так и не сумела научиться. Она просто забывала, что их следует произносить, эти ритуальные речи. А если все-таки спохватывалась и произносила, то обычно бывало поздно: окружающие уже воспринимали ее либо как упивающуюся богатством парвеню, либо, в лучшем случае, как беспросветную транжиру.
– Мой руки, поешь с нами, – сказала Юля. – Сейчас дети из бассейна вернутся. И Сашка на обед приедет.
Пообедать, Вера знала, она предлагает вполне искренне. Юля совсем не была скупой, и разговоры про гречку происходили из-за другой составляющей ее характера. Она просто была по уши погружена в океан мелочей… И чем тут возмущаться? Жизнь большинства людей и проходит ведь в этом океане.
– Нет, я на минутку, – сказала Вера. – Думала, Сашка сегодня дома. Выходной ведь.
– У братца твоего, ты же знаешь, ни выходных, ни проходных нету, – поморщилась Юля. – Особенно для семьи.
И это тоже было обычно. Точно так говорили многие женщины, и настолько многие, что подобную фразу можно было услышать даже в сериалах, где старались отразить вот именно что-нибудь типичное и узнаваемое.
– У вас, Сашка говорил, на даче какой-то штукатур выдающийся работает? – сказала Вера. – Я хотела узнать, ко мне он его не пришлет ли.
– А что тебе надо сделать? – заинтересовалась Юля.
Дача на Рублевке, купленная Сашкой два года назад, являлась одним из главных объектов ее интереса. И даже не просто интереса, а настоящего упоения. Дом на участке уже стоял и даже был отделан прежними хозяевами, так что развернуться со строительством было невозможно. Вера подозревала, что брат потому и купил готовое строение – чтобы хоть чем-то ограничить активность своей жены. Но Юля все равно была увлечена: покупала журналы по интерьеру, окончила курсы ландшафтного дизайна и теперь лично контролировала человека, приглашенного для благоустройства территории… О присылке штукатура надо было, конечно, договариваться с ней, а не с Сашкой; Вера явно перемудрила с этим своим вымыслом.
– Мне фонтан надо оштукатурить, – сказала она. – Знаешь, который возле дома. В трещинах весь.
– Тебе лично, что ли?
– Ну да. А кому еще?
– Но он же у вас общий! – возмутилась Юля. – Почему соседям дела нет?
– Дело им есть, – пожала плечами Вера. – У них денег нет.
– Ну, дорогая моя, уж это как в еврейском анекдоте: денег нет – не надо строить, – отрезала Юля. – Я на твоем месте так бы им и сказала.
Когда она изрекала какую-нибудь прописную истину в этом роде, черты ее лица становились еще резче, чем обычно. Юлина напористость вообще выражалась во всем: в интонациях, походке, жестах и в чертах лица тоже.
Пять лет назад, когда Сашка попал в тюрьму, этой ее напористости не выдерживало никакое начальство. Юля добивалась свидания с мужем даже тогда, когда все свидания вообще были запрещены по каким-нибудь объективным причинам. Никаких объективных причин, мешающих добиться поставленной цели, для нее не существовало. И на те тюремные причины она обращала не больше внимания, чем на карантин в больнице, где лежала недавно с аппендицитом их с Сашкой дочка Даша. В любое казенное заведение Юля входила, как нож в масло.
Она всегда точно знала, что кому положено и что не положено, и не было той силы, которая заставила бы ее нарушить собственные твердые представления о мироустройстве.
И как сказать такой женщине, что ты хочешь ездить на машине, на которую у тебя нет денег? Денег нет – не надо ездить.
В общем, о своей новоявленной мечте Вера тогда брату так и не сказала. Оставалось только злиться на себя за то, что она не отважилась сказать о ней и Кириллу.
И то, что он все-таки о ее мечте догадался, можно было считать феноменальным мужским качеством. Во всяком случае, ни у какого другого мужчины Вера больше подобного качества не встречала. Кирилл догадался об этом просто из воздуха!