За первым поцелуем последовал второй, третий… Так, целуясь, они поднялись к себе на второй этаж.
– До ночи!.. – оторвавшись от Вериных губ, шепнул Борис. Шепот у него был такой же жаркий, как губы. – Отдыхай. Я за тобой зайду часов в девять, вместе на площадь пойдем.
«Вот черт! – весело и одновременно сердито подумала она. – Отдыхай! Можно подумать, я камни таскала. Да мы и вместе прекрасно отдохнули бы».
Но заявить мужчине, что она хочет немедленно улечься с ним в кровать, Вера все-таки не решилась. Хотя ей хотелось именно этого, и так сильно, как никогда в жизни.
Она закрыла за собой дверь номера и тут же легла на ковер, вытянулась во весь рост, раскинув руки. Все-таки, наверное, Борис был прав: отдохнуть следовало, она только теперь почувствовала, как устала от толпы, шума и веселья. А к вечеру, к ночи ей хотелось быть в лучшем своем состоянии – чтобы глаза блестели и каждое движение было полно жизни и силы.
Что-то важное должно было произойти этим вечером и этой ночью.
Днем Вере казалось, что большего восторга, чем тот, который царил в праздничной толпе, уже просто не бывает. Но теперь, с наступлением темноты, она поняла: еще как бывает! Люди, собравшиеся на площади, чтобы завершить Патум, излучали, источали, выплескивали этот восторг с такой щедростью, что Вера чувствовала, как он окатывает ее с ног до головы, словно вода из огромного ведра. Она просто физически это ощущала, ей казалось даже, что подол ее черного, соблазнительно обрисовывающего фигуру платья прилипает к коленям.
Вообще-то она оделась к этой ночи совсем не так, как требовала ситуация. Надо было, конечно, надеть что-нибудь простое и волосы потуже повязать косынкой. Но Вере так хотелось предстать перед Борисом обворожительной, что она не только нарядилась в вечернее платье, но еще и туфли на шпильках обула, и причесалась так, чтобы волосы падали на плечи эффектными каштановыми волнами, и даже зачем-то взяла с собой маленькую черную сумочку в виде полумесяца, которую брат привез ей в подарок из Марокко. То есть не зачем-то она ее взяла, а потому что сумочка делала ее облик загадочным и даже авантюрным. И бриллиантовое колье сверкало у нее на шее так ярко, что ярче сверкали разве что ее глаза. И наплевать ей было на то, что вся эта экипировка не соответствовала обстоятельствам! Она ее настроению соответствовала, это было самое главное. И восторг толпы она ощущала поэтому особенно остро.
А может, дело было не в восторге толпы – в конце концов, бергадинцы ведь радовались какой-то своей, Вере непонятной радостью, – а лишь в близком, чувственном, будоражащем присутствии Бориса. Это не столько даже присутствие было, сколько предвкушение.
– Хочешь?
Вера вздорогнула от такого откровенного вопроса. Но, взглянув на Бориса, с трудом сдержала смех. Он протягивал ей пластиковую бутылку с каким-то розовым напитком. А она-то уж вообразила!
– Давай, – кивнула Вера. – А что это?
– По-моему, просто вино с водой. Видишь, все пьют. Для настроения.
Настроение у нее и без вина было прекрасное; отхлебнув из бутылки, Вера не ощутила даже головокружения. Вернее, голова у нее и так кружилась, будто она пила, не отрываясь, не разбавленное вино, а водку или даже спирт.
Узкие глаза Бориса сверкали страстным ожиданием, и от этого Верина голова кружилась еще сильнее.
А восторг в толпе нарастал тем больше, чем больше сгущалась тьма в горах, в чаше которых лежал этот необыкновенный город. Бой огромного гулкого барабана становился все более ритмичным, расписные фигуры – Великаны, Карлики, Булавы, Орел – плясали все более самозабвенно, люди прыгали, крепко взявшись за руки, и пели какую-то зажигательную песню, Гидры носились по площади, окатывая всех и вся огненными россыпями… И все это длилось, длилось, длилось – час, другой, третий, бесконечно! – но почему-то вызывало не усталость, а лишь восторг. Было во всем этом огненном действе что-то необъяснимое, иррациональное, что всплывает со дна души, когда человек смотрит на огонь, что будоражит душу и требует выхода…
– Ну Полный Патум! – воскликнула экскурсоводша, которую толпа на минутку притерла к Вере с Борисом. – Это ведь так и называется, то, что здесь ночью творится, вы знаете? Полный Патум!
«А тот малыш, наверное, Полного Патума испугался и все-таки плачет, – подумала Вера. – И конфеты не помогли».
Но эта мысль мелькнула у нее в голове лишь на мгновенье. Толпа завихрила ее, как пылинку, развернула лицом к Борису, и Вера поняла: все неважно сейчас, кроме его горящих страстью глаз, и подрагивающих губ, и пальцев, сжимающих ее руку так сильно, что никакая толпа не может их разделить.
– Демоны! – крикнул он вдруг. – Смотри, Демоны появились! Сейчас петарды зажгут!
Вера уже знала, что финал Патума настанет, когда на площадь выйдут сто человек, наряженных Демонами. И что у каждого из них к поясу будут прикреплены по девять петард, она тоже знала. Но когда они наконец появились, ей показалось, что это вовсе и не ряженые с петардами, а самые настоящие Демоны, хозяева этой сумасшедшей огненной ночи. На головах у них были большие венки из свежих древесных веток, и от этого город сразу стал выглядеть так, будто на него идет походом лес, как в шекспировской трагедии.
Демоны шли и шли, заполняя площадь, которая и без того была набита под завязку, их встречали смехом, песнями, криками, и Вере казалось, ее с ног сейчас собьет это выплеснувшееся из берегов веселье.
Вдруг люди на минуту притихли, и в полной темноте раздалось нарастающее шипение: Демоны зажигали петарды.
– О-о-о!.. – прокатилось по толпе.
То, что происходило в следующие десять минут, напоминало преисподнюю – правда, очень веселую преисподнюю. Девятьсот петард вспыхнули одновременно. Что Гидры с их жалкими ручейками огня! Вся площадь превратилась теперь в сплошной сноп искр. Искры рвались к небу, рвались – и наконец взвились вверх мощными огненными фонтанами!
– Мы сгорим! – закричала Вера. – Борис, сгорим!
– Это же хорошо! – услышала она.
Огни петард стояли у Бориса в глазах пылающими столпами. Это было так красиво, что Вера ахнула. Но уже в следующую секунду и фонтаны, и столпы померкли. Огненная часть действа закончилась – теперь петарды начали просто взрываться. Девятьсот взрывов прозвучали подряд, и все вокруг окуталось клубами плотного, беспросветного дыма.
И тут Вера почувствовала, что задыхается. Дым не просто окутывал с ног до головы – он заполнял ее изнутри, она вдыхала его и выдыхала, он был у нее в носу, во рту, в легких, в глазах…
– Бо-рис… – уже не вскрикнула, а жалко пискнула Вера. – Я задых-х-х…
Она закашлялась, закрыла лицо руками, принялась вертеть головой, как будто это могло ей хоть сколько-нибудь помочь. Ноги у нее подкосились, в глазах потемнело, и она уже не понимала, от чего – от дыма или от того, что она теряет сознание.