Он посмотрел на нее с таким удивлением, как будто увидел впервые.
– Что, Андрей? – с надеждой спросила Ольга.
На мгновенье у нее мелькнула мысль, что вот сейчас он скажет: «Что ты, Оля! Ну, была такая глупость, но это же давно прошло! Там же старые даты, в этих письмах», – или что-нибудь подобное. Что-нибудь невозможное…
Но ничего такого он, конечно, не сказал. И когда наконец вообще что-то сказал, тон у него был сухой и резкий:
– А я думал, ты давно все знаешь.
Он пожал плечами. Ольге показалось, что даже сейчас, во время этого ужасного разговора, Андрей думает не о ней, а только о том, что надо как-нибудь выдержать еще два дня, и он избавится ото всей этой тягомотины и погрузится в сплошное море удовольствия. Она услышала эти слова так ясно, как будто он произнес их вслух. Как будто повторил за своей новенькой Белоснежкой…
– Что, ты думал, я давно знаю? – зачем-то переспросила Ольга.
– Что у меня есть… она.
От благоговейного придыхания, прозвучавшего в его голосе, когда он произнес это «она», у Ольги потемнело в глазах. Все-таки одно дело догадываться об этом, даже понимать это, и совсем другое – услышать от мужа.
– Она?.. – растерянно проговорила Ольга.
– Она. Анжелика.
Ее словно окатило холодной водой. Ольга пришла в себя.
– Так она еще и Анжелика? – с усмешкой проговорила она. – Удивительно цельное существо!
– Прекрати! – Голос Андрея сорвался на крик. – Я не позволю ее оскорблять!
– Ну, извини, боготворить ее я не могу!
Андрей тоже взял себя в руки. Ольга вообще считала, что воля у него гораздо крепче, чем у нее. Раньше считала.
– Не понимаю, что тебя так возмущает, – сказал он. – Что я перестал себя чувствовать замшелым стариком?
– Когда это ты себя чувствовал замшелым стариком? – оторопела Ольга.
– Всегда! Я жил как старик! Конечно, тебе это было удобно. Ходит рядом такой песик на веревочке, можно хвастаться подружкам. А каково мне было сознавать, что все у меня позади, об этом ты не думала? Что ни любви у меня в жизни уже не будет, ничего?!.
– Ни любви, ничего?.. – как эхо повторила Ольга. – У тебя?
– У меня, у меня! Да я, если хочешь знать, только с ней понял, что такое счастье! Не удобное, однообразное существование по инерции, а – счастье! Я ведь на крыльях теперь летаю, неужели ты не замечаешь?
– Замечаю. – Ольга смотрела на мужа так, как будто видела впервые. – Только не думаю, что это называется счастьем. Вот это, что с тобой происходит. Ладно! – оборвала она себя. – Что я об этом думаю, не имеет никакого значения. Я тебя прошу: собери, пожалуйста, вещи сегодня. И уйди тоже сегодня.
– Куда уйти? – не понял он.
– К Анжелике.
– В каком смысле?
– В прямом. Вы вместе едете отдыхать? Вот вместе и поезжайте. И возвращайтесь тоже вместе. И живите вместе. Впрочем, это уж как вы там сами сочтете нужным – вместе вам жить, отдельно… Но ко мне, пожалуйста, больше не возвращайся.
«Она всегда была наивная. Просто удивительно! Она всегда, с самого детства, была серьезная, разумная, здравомыслящая – и совершенно наивная. И я всегда это понимала».
Татьяна Дмитриевна смотрела на свою единственную дочь и не знала, как ее утешить.
Она видела, как изменилась Оля за время, прошедшее после ее зимней болезни, – осунулась, и в глазах такая растерянность, что вместо своего загадочного, ускользающего цвета они приобрели какой-то тусклый серый оттенок.
Главной Олиной чертой всегда была даже не наивность, а прямодушие. Да-да, это было гораздо более точное слово, и именно это Татьяна Дмитриевна поняла, когда ее дочке исполнился год, если даже не раньше. И все сорок последующих лет она лишь утверждалась в том своем понимании. Нет, Оля не страдала примитивной бескомпромиссностью, которая возникает у женщин из-за отсутствия интуиции, и самые разные сложности и странности жизни были ей понятны.
Но у нее вот именно была прямая душа – лучше не скажешь.
И как ей теперь с такой своей душою быть, Оля явно не знала. И Татьяна Дмитриевна не знала этого тоже.
Оля сидела на лавочке между еще не зацветшими розовыми кустами, и при взгляде на нее казалось, что она не сможет с этой лавочки подняться, такой придавленный у нее был вид.
– Все время, пока собирал вещи, он мне взахлеб рассказывал, какая восхитительная эта его Анжелика. – Оля оторвала пятилистковую ладошку от розового куста и зачем-то положила себе на ладонь. – Я ушам своим не верила, когда это слушала, мама. Андрей – нет, ты только вообрази, Андрей с его умом! – называет женщину умной потому, что она в день прочитывает по книжке из серии любовных романов. Знаешь, вот этих, карманных, с сердечками на обложках. «Она читает по целой книжке в день!» – так мне и сказал. И в глазах при этом самый настоящий восторг, прямо какое-то благоговение перед ней, честное слово. Ну что это, а?
– Ты и сама прекрасно знаешь, что это, – пожала плечами Татьяна Дмитриевна. – У всех мужчин в этом возрасте сносит голову. Ты всего лишь убедилась, что исключений не бывает.
– Ну да, я это знала, конечно. Но все-таки не думала, что это вот так… Какая-то бездарная пародия непонятно на что. Я думала, им в этом возрасте просто хочется попробовать что-то новенькое в постели, хочется пофорсить, повыступать, как Нинка говорит…
– Попробовать что-то новенькое в постели им хочется в любом возрасте, – заметила Татьяна Дмитриевна.
– Вот именно! Ему тоже, наверное, и раньше этого хотелось, а может, он не раз и пробовал. Но на мне же это никогда не сказывалось, со мной-то он всегда был…
Тут Оля замолчала, и Татьяна Дмитриевна поняла, почему: ей больно было сейчас вспоминать, каким был с нею муж все эти годы.
– Я сначала подумала, что он влюбился, – помолчав, сказала Оля. – Это я поняла бы. У меня… Со мной самой недавно такое было.
– Да видела я, Оля, – кивнула Татьяна Дмитриевна.
– Ты – видела? – удивилась она.
«Наивная, все-таки наивная», – снова подумала Татьяна Дмитриевна.
– Дурак бы не увидел. Кстати, твой муж этого не замечал только потому, что уже был в то время полностью поглощен своей половой озабоченностью. И это я тоже видела.
– Да? – растерянно сказала Ольга. – А я ничего такого в нем не замечала. Просто мне и в голову не могло прийти, что у него все вот так… незамысловато. Ну, что теперь об этом! В общем, когда я узнала про эту его Анжелику, то сначала подумала, что он влюбился. Но вчера, когда он уходил… Этот восторг перед ее великим умом, эти сопли по поводу того, как она прекрасно готовит… Можно подумать, он всю жизнь питался бутербродами! Он старался себя оправдать, я понимаю, но почему для этого он нашел только один способ: унизить меня? Ты бы слышала, что он говорил! Какие-то чудовищные вещи. Что мы с ним должны трезво пересмотреть свои отношения, что в нашем возрасте многие семьи живут втроем и даже в общей квартире, что я эгоистка, потому что не понимаю, как ему необходима любовь… Он не был похож на влюбленного, мама. То есть не был похож на себя влюбленного. Я же помню, какой он был влюбленный… двадцать лет назад. Он был умный, веселый, ироничный. А сейчас… Глаза сумасшедшие, голос с каким-то идиотским придыханием, твердит, как заведенный, до чего ж ему повезло встретить в зените жизни такое счастье, и только что слюни изо рта не текут при этом. Уходит от жены, с которой двадцать лет прожил – и как прожил! – а у самого, видно же, одна мысль в голове: через полчаса, или через сколько там, наконец нырну в постель к…