«Оладушки… – медленно проплыло у Ольги в голове. – Да, он любит оладьи. С яблоками. В этом году в Тавельцеве было много антоновки, мы запасли, и я каждое воскресенье жарила оладьи с яблоками. Зачем ему столько оладий?»
Она в самом деле не понимала, зачем Андрею понадобилось, чтобы эта… Белоснежка готовила ему те же самые оладьи, которые он ел дома.
«А затем же, зачем она тоже Белоснежка, – вдруг подумала Ольга. – Ему нравится это прозвище и нравятся оладьи с яблоками. Какой же смысл отказываться от приятных привычек?»
Она усмехнулась. У нее стучали зубы. Она стала читать дальше.
Не все письма от Белоснежки были выдержаны исключительно в умильном тоне, иногда в них проскальзывали командные нотки.
«Надеюсь мы наконец снова проведем выходные на даче… ты же знаешь как мне понравилось нырять прямо из бани в прекрасную маленькую речку… ты узнал когда сможешь взять неделю за свой счет? Людка говорит что на Бали бывает сезон дождей, жалко будет если мы с тобой как раз в него попадем…»
Про Бали Андрей упоминал совсем недавно – сказал, что там намечается конференция, а когда Ольга удивилась, что научную конференцию проводят в таком экзотическом месте, он объяснил, что конференция по этнической психологии, потому и на Бали, и она порадовалась, что он заодно искупается в океане…
Бесчисленные мелкие подробности, которые, обнаруживаясь, вызывали у нее недоумение, но сразу же забывались, потому что она не придавала им значения, – всплывали теперь в ее памяти.
Она приехала в Тавельцево, чтобы прибраться в доме перед маминым возвращением из санатория, и обнаружила в спальне гордо восседающую на подушке плюшевую кошку. Спросила Андрея, откуда она там взялась, и он сказал, что кошка похожа на Агнессу, потому он и купил ее в подарок теще. Ольга посмеялась: да что ты, Андрюша, ничего общего, мамина Агнесса же трехцветная, а эта розовая, ужасно пошлая, по-моему. Она тут же спохватилась, что Андрей может обидеться на такую оценку его подарка, но он не обиделся, а сказал, что дарить эту кошку Татьяне Дмитриевне в самом деле не обязательно. Потом розовая кошка куда-то исчезла, и Ольга тут же про нее забыла.
В тавельцевской бане примерно тогда же появился боди-крем, невыносимо благоухающий лилиями. Ольга удивилась, потому что ни она, ни мама боди-кремом не пользовались вообще, и уж тем более не выбрали бы косметику с таким запахом: на лилии у них была наследственная аллергия. Но мало ли кто мог принести сюда этот крем. Может, Неля приезжала попариться, не выяснять же такую ерунду.
Однажды Ольга сказала Андрею, что Нинке надо бы купить шубку, коротенькую такую, легкую, которую мама называет полупердончиком, можно, например, ондатровую, и он вдруг заметил, что лучше не ондатровую, а норковую, потому что ондатра тяжеловата. Ольга тогда изумилась безмерно: «Андрюша, ты-то откуда про такое знаешь?» Он пробормотал что-то невразумительное, а она только посмеялась и, конечно, не стала выспрашивать об источнике его неожиданных познаний. Наверное, психологини на кафедре обсуждали.
А ведь он высказывал в последнее время множество замечаний такого рода!
То вдруг, когда Ольга собиралась к врачу, заявил, что хорошим гинекологом может быть только мужчина, а женщины для этой профессии не подходят. «Бог с тобой, Андрюша, – изумилась она, – что за глупость, я же у Ирины Витальевны всю жизнь наблюдаюсь, Нинку у нее рожала, такие тяжелые были роды, она нас обеих, можно сказать, с того света вытащила, и вообще, что это ты вдруг озаботился гендерными проблемами гинекологии?»
То он каким-то странным, глубокомысленным тоном начинал рассуждать о том, что шопинг является отличным способом снять стресс, и это Андрей, который ненавидел магазины и вообще всегда иронизировал, если Ольга пыталась рассказать ему, например, что прочитала в утренней газете о проблемах уборки дорог зимой, и советовал ей не забивать себе голову мелкими подробностями из тех сфер жизни, которые не имеют к ней никакого отношения.
Вот это и было самое странное: в последнее время он просто фонтанировал какими-то глупейшими, пошлейшими подробностями, житейскими мелочами. Конечно, Ольга это замечала; этого трудно было не заметить. Но как она должна была на это реагировать? Объяснять ему, что смешно взрослому и умному мужчине всерьез рассуждать о том, что может вызывать интерес только у не очень взрослой и не очень умной женщины?
Да, именно так. У не очень взрослой и не очень умной. Точнее, у очень молодой и глупой, но хитрой и хваткой. Которая писала своему «котеночку» про неземную любовь и при этом не забывала напомнить про обещанный ей вояж на Бали.
Читать эти письма дальше не было смысла: Ольга не была мазохисткой. Все было понятно и так. Непонятно было только, что ей теперь делать.
Когда они с Андреем поженились, Ольге было двадцать, а ему двадцать пять. И, конечно, она предполагала, что может и не являться единственной женщиной, с которой он спал после женитьбы. Она прекрасно знала про природную мужскую полигамность и вообще трезво смотрела на жизнь. Наверное, не может быть, чтобы за двадцать лет у здорового мужчины не возникло сексуального влечения ни к одной женщине – кроме жены. Наверное, это нормально, чтобы он попробовал за свою жизнь как можно больше женщин. Правда, во всем этом – в необходимости разнообразных половых сношений и в прочем подобном – ей виделось что-то то ли животное, то ли медицинское… Но, может, это только ей так виделось, все это ведь считается естественным мужским обыкновением, и так оно, наверное, и есть?
Да, думать об этом жене не может быть приятно. Ну так она об этом никогда и не думала! Она просто не чувствовала в их общей жизни ничего такого, что заставило бы ее об этом думать. Андрей любил ее весь, до донышка, он ни разу не дал ей повода усомниться в его любви.
Из командировок он звонил ей по два раза в день – или советовался по каким-нибудь неотложным своим научным вопросам, или просто скучал. И возвращался всегда соскучившийся, и радовался своему возвращению, она видела, что это именно так, он не притворялся, да ей и не приходило в голову подозревать его в притворстве. И в таком случае не все ли ей равно, если он там, вдали от нее – или необязательно вдали, но вот именно без нее, – интересовался какими-то абстрактными женщинами? В конце концов, распускать павлиний хвост и хвастаться – это вечная мужская потребность, которая у умной женщины не может вызывать ничего, кроме снисходительной улыбки.
Ольга была умной женщиной, и именно так относилась она к увлечениям своего мужа. Если вообще они были. Она не знала о них и не стремилась знать, ей не было необходимости об этом знать – вот как она к этому относилась.
Но маленькая Белоснежка с любимыми оладушками… Но ошеломляющие глупости, которые он повторяет с ее слов так серьезно, как будто это бесценные истины… Но распоряжения по даче, которые она считает себя вправе отдавать, – значит, он никак не дал ей понять, что это не ее дело?.. Все это было уже совсем другое, и к этому другому Ольга не была готова.
Да что там не готова! Она была так ошеломлена, так убита всем этим, что застыла как соляной столп. Не могло все это – глупое, пошлое, ничтожное, чужое – иметь отношение к его жизни, к их общей жизни! Не могло.