– Оля, ты где? – донеслось от дома. – Я приехал!
Услышав голос мужа, Ольга встала и, подняв с травы книжку, выбралась из малинника.
Машина Андрея стояла возле дома. Багажник был открыт, он выгружал из него пакеты с продуктами.
– Здравствуй, – сказал он, когда Ольга подошла к машине. – Как ты себя чувствуешь?
В последнее время Ольга стала реагировать на малейшие перемены погоды – скакало давление, болела голова. Вот Андрей и интересовался ее самочувствием.
– Спасибо, сегодня нормально, – ответила она. – Барометр на «ясно» пошел, и мне хорошо.
Говоря «мне хорошо», она имела в виду только здоровье. Думать о чем-то еще не имело смысла, в этом она теперь была убеждена.
– Хорошо, что хорошо, – сказал Андрей. – Но лекарство я тебе все-таки привез. Хотя напрасно ты, на мой взгляд, занимаешься самолечением. Пойди к врачу, пусть он назначит что нужно.
– Пойду, – кивнула Ольга. – Только потом. Анализы ведь придется сдавать, еще что-нибудь такое. Жаль тратить на это время летом.
«Как странно мы разговариваем, – подумала Ольга. – Какими аккуратными фразами. И какой вместе с тем глупый у нас с ним получается разговор. Вернее, нелепый».
Конечно, ее разговор с мужем, этот или любой другой из тех, которые между ними теперь происходили, все же имел какой-то смысл; ей приходилось слышать и гораздо более глупые разговоры.
Да вот что особенно вспоминать – неделю назад, когда Ольга приезжала в город за книгами, у них на Ермолаевском переулке к ней подошли с вопросом две женщины, искавшие Театр на Малой Бронной. Ольга объяснила, что идут они в противоположную от театра сторону и надо им сейчас вернуться на квартал обратно, а потом свернуть вот туда… Поблагодарив, женщины пошли в указанном направлении.
– Вот уже если не знаешь, то не знаешь, – сказала на ходу одна из них.
– Да, это уж точно, – подтвердила вторая. – Когда не знаешь, то вот всегда и выходит.
И какой смысл был в этом обмене мнениями?
Так что разговор о лекарстве от давления можно было не считать образцом бессмысленности, это Ольга понимала. Но зачем она ведет с Андреем этот и другие разговоры, было ей все-таки непонятно. Хотя не так уж непонятно это ей было…
Она дорожила равновесием, которое установилось между ними в последний месяц. Потому что жизнь вне равновесия, хотя бы вот такого, непрочного, была полна пугающих провалов и пустот, и жить такой жизнью она не могла.
Вернулся ее муж с Бали или нет, Ольга не знала несколько недель, после того как, по ее предположениям, он уже должен был вернуться. Он не звонил, не приходил, и лишь по косвенным признакам – по тому, например, что никто не звонил с его факультета с вопросом, куда подевался Андрей Андреевич, – Ольга могла догадываться, что он уже в Москве.
Потом, придя однажды вечером домой, она обнаружила, что Андрей забрал свои вещи – одежду, обувь, ноутбук, папки из письменного стола. Вот тогда, глядя на пустые вешалки, ящики и полки, она и подумала в первый раз о провалах и пустотах, которыми зияет теперь ее жизнь.
Думать об этом было не просто тяжело, а невыносимо.
И приметы таких провалов и пустот встречались ей постоянно, на каждом шагу, никуда от них было не деться.
Во дворе тавельцевского дома вовсю зеленели деревья – те самые, которые они с Андреем привезли из леса и посадили поздней осенью. Принялись все – и дубок посередине двора, и липа с кленом под окнами дома, и береза. Они весело шумели молодыми листьями, но шум их казался Ольге унылым.
Она вспоминала, как они с Андреем сажали эти деревья. Свой ужас из-за тогдашней влюбленности вспоминала, и невозможность разрушить все, что она считала основой и сутью жизни, и стыд перед мужем, и жалость к тому, что она тогда принимала за его наивность – наивность честного человека… Теперь-то она понимала, почему Андрей тогда разговаривал с нею так сухо, почему так внимательно присматривался к ее взгляду и прислушивался к ее интонациям: он просто боялся, что она догадается о его новой жизни, об этой его Белоснежке с шубками и оладушками, а того, что происходило с ней самой, просто не замечал – это уже было ему безразлично.
Но как бы там ни было, а деревья, которые они в тот день посадили и которые зеленели теперь так молодо и радостно, казались ей после расставания с ним метками уныния и пустоты.
– Мам, а чего это папа так долго в командировке? – поинтересовалась как-то Нинка, явившись вечером в кухню, где Ольга пила чай. – На Марс его, что ли, заслали?
– А он тебе разве не звонил? – ушла от ответа Ольга.
– Может, и звонил. Но я же мобильник потеряла, а он у меня, оказывается, на бабушку оформлен. Ну и я, чтоб ее с паспортом в Москву не выдергивать, новый номер себе сделала.
Впервые Ольга порадовалась безалаберности своей дочери.
– Папа задержался на Бали, – сказала она. – Конференцию продлили. А потом он в Пекин поехал, там тоже конференция. Он редко звонит – разница во времени слишком большая.
«Зачем я плету такую чушь? – подумала она. – И что потом буду ей говорить?»
– Везет же, кто умный! – искренне восхитилась Нинка. – Меня так, учись не учись, не то что на Бали – в Муркину Жопу на конференцию и то фиг позовут.
Ольга перевела разговор в назидательную плоскость – мол, надо приобретать знания, достигать уровня и тому подобное, – и Нинка немедленно улизнула из кухни.
И все-таки Ольга ждала Андрея. Она не привыкла врать себе даже в мелочах и поэтому понимала, что все-таки ждет его появления. Она досадовала на него, порой его даже ненавидела, но при мысли о том, что она больше его не увидит, вот совсем не увидит, никогда, – при этой мысли у нее в груди возникал пугающий холод.
И исчез он, только когда прекратилось ее мучительное ожидание.
Все зачеты уже были приняты, все отчеты написаны. Ну, или почти все – до конца семестра осталось составить несколько обязательных документов, принять несколько пересдач, и можно было перебираться в Тавельцево. Собственно, Ольга уже и сейчас проводила большую часть времени там, но сразу по окончании учебного года собиралась уехать на дачу совсем, безвыездно, на все лето. Такая возможность казалась ей сейчас единственно желанной, и она торопила ее.
Она вообще как-то подгоняла себя все время, даже в обыденном своем поведении. В то утро, например, поймала себя на том, что пьет кофе стоя, хотя никуда не опаздывает.
А когда вот с этой своей необъяснимой поспешностью направилась к выходу из кухни, то чуть не столкнулась с Андреем в дверях.
«Как обыкновенно он появился, – мелькнуло у нее в голове. – Как будто бы просто из ванной вышел».
И тут же она поняла, что Андрей подумал то же самое. Может, даже теми же самыми словами: что он пришел домой так обыкновенно, как будто никогда и не уходил.