И ей нравилось это несходство, нравились немыслимо яркие краски и необъяснимые формы Гауди, нравилось кипение жизни на улицах, которое чувствовалось даже днем, даже несмотря на trato distante!
Она не расстраивалась оттого, что теперь ходит по городу одна: ей почему-то не совсем верилось, что Поборцев действительно уехал. Но она и не искала его на улицах Барселоны, не ожидала встречи с ним. Воспоминание о нем было таким же легким, как его появление – как весь этот необъятный город и прозрачная дымка над морем.
Але не верилось и в то, что Барселона исчезла, провалившись под крыло самолета. Воспаленное бессонной ночью сознание все никак не переключалось на Москву, даже когда она вышла из автобуса на Планерной и спустилась в метро.
«Как хорошо… – Але казалось, что она не идет по вечерней улице, а плывет в потоках майского воздуха и чистой древесной зелени. – Как легко, как все возможно…»
Если бы кто-нибудь спросил ее теперь, зачем она ни с того ни с сего поехала в Барселону, она по-прежнему не смогла бы объяснить. Но ни одно сомнение больше не бередило ей душу.
В Барселоне и бессонница, видно, была какая-то особенная. Во всяком случае, когда наутро после приезда Аля вошла в кабинет Карталова, он заметил:
– Отдохнула, Алечка? Вижу, вижу – отдохнула. Лицо свежее, загорела ты, что ли? Глаза блестят. Ну, теперь-то можешь ты мне рассказать, где была?
Алин рассказ о поездке в Барселону не слишком его удивил. Карталов только усмехнулся с таким видом, как будто вспомнил собственную молодость. Скорее всего, так оно и было: говорил же он, что узнает в Але себя самого в детстве…
Но ее рассказ о барселонском знакомстве вызвал совершенно неожиданную реакцию.
– Ты мне смотри, Алька! – Карталов даже пальцем погрозил, слегка приподнявшись на своем гамбсовском стуле. – Андрей Николаевич у нас живец! – Заметив недоуменное выражение на ее лице, он пояснил: – В том смысле, что женщины на него клюют, как рыбы на живца. А ты – чтобы ни-ни!
Только тут Аля поняла: а ведь ей это и в голову до сих пор не приходило! Нет, правда: всю ночь бродила по городу с очень даже симпатичным и уж точно незаурядным мужчиной, он всячески давал понять, что она ему тоже симпатична, а ей и в голову не пришло подумать хотя бы о легком флирте, не говоря уже о большем!..
– Почему это ни-ни, Павел Матвеевич? – на всякий случай спросила она.
– Потому, что кончается на «у»! – ответил Карталов почти сердито. – Потому что ты мне здесь нужна, а не в Испании, неужели непонятно? А Андрей Николаевич постоянно проживает не здесь, а как раз в Испании, и в Москву его, я думаю, калачом не заманишь.
– В Каталонии, – машинально поправила Аля.
– Хоть в Антарктиде. Учти, Александра, тебе сейчас…
– Да что вы, в самом деле, Павел Матвеевич! – невежливо воскликнула Аля. – Как будто я на свадьбу вас приглашаю. Ну, познакомилась с человеком, что такого? Он же интересный какой художник, оформление какое сделал, разве нет?
– Интересный… – проворчал Карталов. – Потому и предупреждаю, что интересный. Я Андрюшу, дай бог не соврать, тридцать семь лет знаю, и способности его мне известны. Тебе сейчас разумный эгоизм необходимо в себе питать, а не влюбленность!
– А может, у меня и так есть кто-нибудь? – запальчиво заявила Аля. – Раньше вы почему-то об этом не волновались!
– И кто же это у тебя раньше был-то? – с мальчишеской снисходительностью глядя на нее, поинтересовался Карталов. – Илья Святых? Есть о ком волноваться! Я его, между прочим, четыре года на режиссера учил, не забывай. И сейчас на пятнадцать ходов вперед его вижу, как Гарри Каспаров второразрядника. И за тебя – вот именно за тебя! – я в связи с ним совершенно спокоен. Так что ты мне, Александра, мозги не пудри и на Андрея Николаевича видов не строй!
– Не буду! – засмеялась Аля. – Как увижу его в театре, сразу к вам в кабинет прибегу прятаться.
– Наказание с вами, – вздохнул Карталов. – Растишь вас, воспитываешь, актрис из вас делаешь, а вы все готовы бросить ради… Нинка вон – пожалуйста, беременная!
– Да вы что! – ахнула Аля. – Да быть не может, Павел Матвеевич, я же знаю… От кого она может быть беременна?
– Ну, это уж я у изголовья не стоял, – усмехнулся Карталов. – От мужа, надо полагать, от Гришки.
– Но она же… Они же… – пробормотала Аля. – Она совсем недавно говорила, что разойтись с ним собирается!
– Ох, Алечка, – поморщился он. – Недавно – это когда? Говорила одно, думала другое, делала третье – обычное дело. На четвертом месяце уже. Бесприданница, Джульетта… Просто катастрофа! А тут еще ты со своими знакомствами…
Аля была уверена, что Карталов волнуется совершенно напрасно. Стоило ей окунуться в московскую жизнь, как знакомство с Андреем Поборцевым стало таким же далеким, невозможным воспоминанием, как и сама Барселона.
Ну, живет он где-то в волшебном городе, куда-то улетает прямо с горы Монжуик… Может быть, изредка возникает и на московских улицах. При чем здесь она?
Неожиданно обнаружившаяся беременность Вербицкой оказалась для Али куда более насущным делом. Конечно, не потому, что все ее мысли были заняты Нининой судьбой. Просто было понятно, что ей почти наверняка предстоит срочно вводиться сразу в несколько спектаклей Театра на Хитровке.
И Карталов не замедлил подтвердить ее предположение.
– Что ж, Аля, – сказал он, – тайны в этом нет. Через две недели выпустим Цветаеву и начнем с тобой репетировать. Не боишься?
– Не боюсь, – едва сдерживая улыбку, чтобы не показаться слишком самодовольной, ответила она. – Дождаться не могу!
– Смотри, это не так легко, как ты думаешь, – предупредил Карталов. – Два огромных спектакля, главные роли… А ты, между прочим, еще и институт вот-вот заканчиваешь, не забыла?
Ничего она не забыла, но ничто не казалось ей сейчас слишком трудным. Все было забыто – «Терра», из которой она уволилась еще перед поездкой, отдых, книги – все!
Не об этом ли она мечтала, не об этом ли старалась не думать, глядя на то, как репетирует, как играет Нина? Але и в голову не приходило желать ей чего-нибудь нехорошего, чтобы занять ее место. Но ведь беременность – это же нормально, очень даже хорошо, и не навсегда же она уходит… Просто будут теперь играть двумя составами, что в этом плохого?
Конечно, Аля по-прежнему ловила на себе косые взгляды, недвусмысленно говорившие: дождалась, выжила соперницу… Но таких взглядов становилось все меньше. Наверное, кто-то успел полюбить ее за те месяцы, что она работала в театре, а кто-то просто решил, что не стоит портить отношения с потенциальной премьершей.
Как бы там ни было, а работалось Але так хорошо, как никогда прежде, и жизнь ее летела легко.
Единственным, что несколько омрачало существование, были Ромины звонки. Аля уже узнавала их не хуже, чем определитель номера: даже в том, как звенел телефон, было что-то исступленное.