Глаза у нее невольно блеснули, и она отвела взгляд, чтобы скрыть этот тревожный блеск.
– Примерно то же, что и ты. Про границы… С таким же умным видом. Самое смешное, что я вас обоих знаю лучше, чем вы думаете, и рассуждения ваши мне поэтому слушать смешно. Чтоб я поверил, что ты будешь спокойно щебетать по телефону, и с кем! Дураком меня считаешь, Александра?
– Но что же делать, Павел Матвеевич? – тихо произнесла она. – Ведь не получится по-другому… Он и сам так сказал. На два дома…
– Он сказал! Он скажет, ты его слушай больше. Андрюша мастер сказки рассказывать. – Вглядевшись в расстроенное Алино лицо, Карталов переменил тон. – Он тебе, кстати, не рассказывал про одну милую сказочку в Татрах?
– Нет, – заинтересовалась Аля. – Какую еще сказочку?
– А мы с ним на международном мероприятии были в Татрах. Какой-то фестиваль художников-сценографов, я уже забыл, как называлось. Ты его спроси, он должен помнить – Гран-при все-таки получил. Ну вот, идем после банкета к себе в номер. И вдруг видим, в холле стоят две очаровательные девушки.
– Очаровательные? – ревниво переспросила Аля.
– Глаз не отвести! – Карталов бросил на нее хитрый взгляд. – Ножки из ушей растут, одна на Стефанию Сандрелли похожа, а другая вообще на Вивьен Ли. Только что оформились, ключи получили, стоят у лифта. И что, ты думаешь, делает Андрей Николаевич?
– Что? – с прежней скрипучей интонацией поинтересовалась Аля.
– Подходит к девушкам, улыбается, что-то произносит на неведомом мне английском языке. Потом берет один чемодан и входит в лифт. Это, прошу не забывать, восемьдесят третий год на дворе, Андрей Николаевич студент, в соцстрану его выпустили с преогромным трудом, как и меня, впрочем. Иностранцев мы с ним видели на родине только издалека, да и то под надежным присмотром. В делегации нашей половина искусствоведы в штатском, а если кто от группы отстанет на полчаса, то вечером сразу собрание коллектива с проработкой морально неустойчивых.
– И что же вы сделали? – с трудом сдерживая смех, спросила Аля.
Она живо представила, как все это выглядело: какое у него было лицо, как он подхватил чемодан таким знакомым, неуловимым движением… Ей даже не до ревности стало!
– А что мне оставалось делать? Забыв про ревматизм, беру второй чемодан и придаю лицу соответствующее выражение. Поднимаемся с девушками на их этаж, доносим чемоданы до номера. Андрюшка, подлец, не переставая, болтает с Вивьен Ли, а я мычу что-то типа «не дую инглиш».
– И все? – удивилась Аля. – Донесли чемоданы до номера – и все?
– Вот молодежь пошла! – хмыкнул Карталов. – А ты чего ожидала, интересно? Ну, не совсем все, конечно… Только девушки исчезли, одарив нас прелестными улыбками, как мне Андрей Николаевич сообщает: он, оказывается, пообещал, что мы придем ровно через полчаса и расскажем юным итальянкам сказку на ночь!
Аля наконец не выдержала и рассмеялась.
– А почему через полчаса? – спросила она сквозь смех.
– Из деликатности, наверное, – улыбнулся и Карталов. – Чтобы пижамки успели надеть.
– Рассказали?
– Ого! Девочки лежали в кроватках, как две отличницы, смотрели завороженными глазами, а мы сидели рядом на креслицах и рассказывали им сказки.
– А какие сказки, Павел Матвеевич, помните? – спросила Аля.
– Убей бог! Про белого бычка, вероятно… Уж не знаю, что он там переводил.
– А потом что же было?
– А вот это ты у него спроси! – наконец засмеялся и Карталов. – Интересно, что он тебе расскажет? Я, во всяком случае, почувствовал себя моложе лет на двадцать… Не человек, а ветер, – улыбаясь, добавил он.
– Ветер… – Аля почувствовала, как улыбка сходит с ее лица. – Повеет и исчезнет… Не волнуйтесь, Павел Матвеевич, – твердо сказала она. – Все так и будет, как я вам пообещала.
– Эх, Алька! – Он посмотрел на нее с тем непонятным выражением, которое так знакомо было ей еще по первой встрече с ее любимым мастером. – А ты уверена, что так оно и должно быть?
– Да, – вставая, ответила она.
– Ты к экзаменам хотя бы готова? – вздохнув, поинтересовался Карталов. – Ты бы с ним хоть по-английски говорила, что ли.
– Мы говорим, – улыбнулась Аля. – Он хорошо по-английски говорит.
– А что он плохо делает, ты не знаешь? – спросил Карталов.
«Так все и будет, так и будет… – повторяла себе Аля, когда мысли ее все-таки обращались к будущему. – Он уедет, потом я к нему съезжу, потом вернусь, потом он опять… Он все правильно делает, он сразу все верно понял. И у нас все спокойно, ровно. О чем переживать?»
Но чем больше она уговаривала себя таким образом, тем яснее ей становилось, что таких легких, приятных и необременительных отношений у нее с Андреем не будет.
Когда он говорил о будущем, каждое его слово казалось ей предельно убедительным. Он говорил: «Когда мы с тобой поедем в Кордову…» – и она послушно представляла себе Кордову, расцвеченную красками его воображения. Он говорил: «В ноябре я приеду на неделю», – и она гадала, какую роль будет в это время играть – может быть, Роксану в «Сирано де Бержераке», о которой однажды упомянул Карталов?
Обо всем этом можно было думать, вслушиваясь в его спокойный голос – особенно если закрыть глаза и чувствовать при этом, как легко и ласково он гладит ее голову, лежащую у него на плече, как тихо целует в висок.
Но в минуты, когда желание охватывало их и ничто не сдерживало стремительного порыва друг к другу, – в эти минуты невозможно было верить в то, что они будут вот так спокойно, ровно жить, разделенные бесконечным расстоянием.
– Милая моя, любимая моя, – шептал он на последнем, невыносимом взлете страсти, и Аля ясно слышала страдание в его голосе. – Единственная моя, подожди… – И прижимал к себе так, что в глазах у нее темнело.
Андрей никогда не повторял этих слов в спокойные минуты, когда прикосновения его становились только ласковыми. Но ведь они были, эти слова, и эти объятия, и это страдание в голосе, которое не относилось к соединенью тел… Она не могла все это забыть! И не хотела…
Аля не совсем понимала, зачем Андрей приехал на этот месяц в Москву. Кажется, у него не было здесь особенных дел. Только однажды она слышала, как он с кем-то договаривался по телефону о встрече на завтра, и даже спросила:
– Что-то важное, Андрей?
– Ничего, – пожал он плечами. – Визит в инстанции. Зачем – я не совсем понимаю.
И сколько она ни пыталась потом выудить из него хоть что-нибудь о визите и об инстанциях, он только отшучивался, как обычно.
Поэтому она удивилась, когда Андрей сказал однажды утром:
– Аля, я тебя не смогу сегодня встретить.