Неизвестно, «потекли» ли глаза, но перед глазами у Леры все текло, как дождевая вода по стеклу, и голова кружилась быстро и мучительно. Она зачем-то попыталась привстать из-за стола и едва не упала. Саня подхватил ее под локоть.

– Ты совсем белая, – сказал он. – Тебе плохо, Лера, скажи, а?

– Плохо, – подтвердила она. – Так плохо мне, что ни в сказке сказать, ни пером…

Что она говорила еще – этого Лера уже не помнила. Кажется, пила еще коньяк, быстро опрокидывая «тюльпанчик» и не закусывая, потом снова заплакала, только уже в голос, размазывая слезы по лицу.

– Сань, ты иди, иди! – просила она сквозь слезы. – Ну что ты сидишь здесь, смотришь на это? Какое тебе до этого дело!..

Он что-то отвечал, но Лера не слышала. А может, ничего он не отвечал, только продолжал подхватывать ее под локоть, когда она снова и снова поднималась зачем-то из-за стола.

К тому моменту, как они оказались наконец на улице, в голове у Леры стоял уже не просто звон, а дикий гул. Саня почти вынес ее из ресторана.

– Да что же это я наделала? – всхлипывала она. – Всем вечер испортила, и тебе больше всех!

– Ну, мне, положим, не испортила. – Санин голос донесся до нее как сквозь вату. – Посиди-ка тут, на лавочке, я сейчас машину подгоню. Или нет, пойдем со мной до машины. Лерочка, милая, пойдем, а то ты упадешь сейчас с лавочки. Встала? Вот молодец, теперь вперед! Да ты не толкайся, не отталкивайся – вот самостоятельная какая! Думаешь, не выдержу твоей тяжести?

Дороги до дому Лера совершенно не помнила. Сознание у нее вспыхнуло уже во дворе – оттого, что Саня тихонько встряхивал ее за плечи и спрашивал:

– Какая квартира, а, Лер? Ты в какой квартире живешь?

– Как же ты узнал, куда ехать? – пробормотала она, пытаясь удивиться.

– Да я ж тебя уже подвозил однажды, забыла? Какая квартира, скажи…

– Седьмая. Вон там, третий этаж.

Войдя в подъезд, Лера поняла, что не может сделать больше ни шагу. Ноги у нее подкосились, все тело обмякло, и она села на ступеньки.

– Не можешь идти? – Саня наклонился над нею. – Придется теперь на руки ко мне забираться.

Дальше Лера чувствовала, что плывет вверх, что все качается вокруг, как будто вот-вот провалится куда-то, и только Санины руки держат ее крепко и бережно.

У дверей квартиры он поставил ее на пол, но продолжал поддерживать под локоть, чтобы она не упала.

– Ключи далеко у тебя? – спросил Саня. – Или ладно, я позвоню.

– Не надо… – попыталась возразить Лера: она вдруг представила, как Митя откроет дверь и увидит ее в таком состоянии. – Я поищу ключи…

Но Саня уже позвонил, и дверь открылась мгновенно. Митя стоял на пороге и смотрел на них, не говоря ни слова.

– Ей плохо, – сказал Саня, отпуская Лерин локоть.

Она снова едва не упала, но Митя быстро шагнул навстречу и подхватил ее под мышки.

– Ты ее очень-то не ругай, – сказал Саня. – Это моя была инициатива.

– Очень-то не буду. – Лере показалось сквозь звон в ушах, что она слышит отзвук улыбки в Митином голосе. – Зайдешь?

– Нет. Тебе это ни к чему, да и мне тоже.

Пиджак был залит коньяком. Сидя в спальне на кровати, Лера смотрела, как Митя расстегивает золотые пуговки, и ей казалось, что пальцы его двигаются медленно, как во сне.

И тут ей действительно стало плохо – просто плохо, как становится плохо спьяну: тошнота подступила к горлу, и она зажала рот рукой. Но все тело по-прежнему было ватным, и Лера напрасно пыталась привстать, чтобы добраться до туалета.

Дальше она помнила, что наклонялась над ванной, а Митя поддерживал ей голову, пока ее выворачивало наизнанку. Потом она чувствовала его руки, мокрые и холодные, у себя на лице, и ей становилось легче.

Стакан, который он поднес к ее губам, пахнул мятой. Лера попыталась оттолкнуть от себя этот резкий запах.

– Пей, пей, радость моя, а то в вытрезвитель сдам, – приговаривал Митя.

Она выпила несколько глотков, закашлялась и все-таки оттолкнула его руку со стаканом.

Наконец подушка прохладно прижалась к ее щеке – как это она опять в спальне оказалась? – и Лера с облегчением погрузилась в эту мягкую прохладу.

– Ми-итя… – прошептала она. – Митенька, прости, что я ушла сегодня…

Он молчал, рука его лежала у нее на лбу, и пальцы вздрагивали.

Глава 5

Головная боль прошла, и даже стыд прошел, а тоска на сердце осталась.

Назавтра, когда Лера попыталась как-то объяснить Мите свою вчерашнюю выходку, он пожал плечами:

– Всякое бывает, Лер. Не на что мне обижаться.

– А… как премьера прошла? – робко поинтересовалась она.

– Хорошо. На одном дыхании.

Ей показалось, что она почувствовала это дыхание – его дыхание…

Лера терялась, видя Митино спокойствие.

«Лучше бы бегал по дому и бил посуду», – с тоской подумала она.

Но посуду он не бил, и даже короткий разговор о том, что «всякое бывает», произошел между ними только следующим вечером. А поздним утром, когда Лера проснулась, Митя уже уехал в Ливнево.

Она встала, пошатываясь от слабости, добрела до ванной. Аленка ушла с Розой в английскую студию; Леру окружала полная тишина. Даже уличный шум не был слышен, потому что окна выходили во двор.

«Ничего не поделаешь, – подумала Лера. – Надо жить и с этим…»

Но как она будет теперь жить, как привыкнет к этой неразрешимой ревности – Лера не знала. Да и ревность ли это? Ревность должна была сжигать, испепелять, а в ее душе происходило совсем другое… Она любила Митю по-прежнему, и по-прежнему чувствовала, какое это счастье – его любить, и в этом всеохватном чувстве не мог гореть уничтожающий огонь.

Но и забыть, как он смотрел на Тамару в прозрачном парке, как звучал его голос в тишине зала, – тоже было невозможно.

Саня позвонил через два дня – как всегда, в директорский кабинет.

– Уже на боевом посту? – весело прозвучал его голос в трубке. – Ну, как самочувствие?

– Ой, Саня! – обрадовалась Лера. – Ты прости меня, бога ради, я вела себя как последняя свинья!

– Да брось ты, – усмехнулся он. – Выпили, посидели, все путем. Конечно, в голову ударило, без закуски-то! Ну ничего, если ты как-нибудь еще раз в ресторан со мной пойдешь, угощу я тебя по-человечески, не одним пойлом.

– Хорошее пойло – «Хенесси»! – рассмеялась Лера. – Пойду, конечно, если пригласишь. Слушай, а ты ведь тоже пил, как же ты поехал потом?

– Ну, как… – усмехнулся он. – Нарушил правила, как еще. Да я, считай, и не пил – так, компанию поддерживал. И вообще, я тогда пьянею, когда расслабиться себе позволяю, а не когда градусы принимаю.