Как и в первую свою встречу с феминистками в Москве, Лера опоздала к началу и вошла в конференц-зал отеля «Санта-Бальбина» как раз в тот момент, когда Марина Зельдович заканчивала свой доклад.
Но и усевшись наконец на свое место, Лера почти не слушала, о чем говорит Марина. Она смотрела на ее раскрасневшееся, взволнованное лицо, на то, как она поправляет тонкими пальцами прядь волос, падающую на глаза; слушала, как страстно звучит на весь зал ее голос.
Кажется, Марина говорила о том же, о чем говорила Лере – тогда, в вестибюле у зеркала: о равных правах, об антирасизме, о трудности преодоления традиционных русских представлений…
Это было неважно. Это было неважно потому, что Лере вдруг показалось, будто ясные, отчетливые слова звучат где-то у нее внутри – и слова эти никак не были связаны ни с тем, что говорила Марина, ни с ее взволнованным голосом…
Слова эти были печальны.
После Марины к микрофону подошла полная пожилая немка. Она говорила последовательно и четко, и Лера рассеянно слушала ее, ожидая момента, чтобы уйти. О равных правах на профессию, о необходимости скорректировать законодательство…
«Господи, – подумала Лера, – что я делаю здесь?»
Ее место располагалось очень неудачно – почти в центре небольшого полукруглого зала – и ей пришлось, извиняясь, второй раз пробираться по рядам, встречая недовольные и презрительные взгляды.
Она едва не плакала, выбравшись наконец в фойе и почти упав в огромное кресло у черного мраморного камина. Она смотрела на жаркие языки пламени и чувствовала, как дрожь поднимается у нее внутри.
– Лера, что с вами? – услышала она голос Марины и вздрогнула от неожиданности. – Вам плохо?
– Нет-нет, спасибо, – сказала Лера, поднимая голову и стараясь унять эту неожиданную дрожь.
– Мне показалось, с вами что-то случилось, – произнесла Марина, внимательно глядя на нее. – Вы стали такая бледная…
– Марина, извините меня, – сказала Лера. – Я не должна была сюда приходить, извините меня! Есть же вещи, про которые знаешь, что не должен их делать. Просто так, без объяснений, не должен и все, правда? И я не должна была сюда приходить… Я перестала чувствовать токи жизни, вы понимаете? И какие права могут сделать меня счастливой, если это случилось со мной?
Это были именно те слова! Лера смогла ясно произнести их только сейчас, но они давно печально звенели в ней: токи жизни… Forse de la nature, сила природы, волшебное чутье жизни – все это вдруг исчезло, и Лера почувствовала, как у жаркого камина пробирает ее озноб.
Это было хуже, чем просто одиночество, это была утрата чего-то, составлявшего самую суть ее души и судьбы, – то, что никогда не покидало ее…
– Вы не виноваты в этом, – поспешно добавила она, глядя, какое изумление и непонимание выражается на Маринином лице. – Это не из-за вас произошло, это раньше… Просто когда я оказалась среди вас, это стало для меня очевидным. Я утратила – и ничем не заменить. Я вот смотрю сейчас на огонь – и даже не вижу, какого он цвета… Извините меня за эти глупости, они не имеют отношения ни к кому, кроме меня. Не сердитесь, Марина!
С этими словами Лера встала и почти побежала вниз по широкой черномраморной лестнице.
– Погодите, Лера, куда же вы! – крикнула ей вслед Марина. – Куда вы сейчас? Прямо в Москву?
– Да. То есть нет, не в Москву, – ответила Лера, останавливаясь посредине лестницы. Ей показалось, что Марина собирается что-то поручить ей в Москве, и не хотелось обманывать ее ожиданий. – Я должна еще… У меня дела еще… Я сейчас в Венецию, да! – неожиданно для себя сказала она.
– Дела в Венеции, – усмехнулась Марина. – По дороге из Рима… Как занята эта женщина – ей нет дела ни до чего, кроме собственных дел!.. Что ж, желаю успехов в вашем бизнесе!
И, резко развернувшись на высоких каблучках, Марина быстро пошла обратно в конференц-зал.
Лера сама не знала, почему вдруг вырвались у нее слова о Венеции. Но все остальное было правдой. Она действительно не различала сейчас даже цветов, не видела ни огня, ни резного каменного кружева над камином в холле. Краски мира словно пропали для нее, утраченные вместе с неведомым, неназываемым и неизвестно когда исчезнувшим чувством жизни…
Собственно говоря, в таком состоянии совершенно нечего было делать в Венеции. Она и по римским улицам шла в какой-то странной растерянности. Ведь это Рим, вечный город, великий город! А это Малый Авентин – вон купол Святого Петра виднеется вдали над невысокими крышами…
Лера думала об этом – и понимала, что не чувствует ничего. Она несколько раз бывала в Риме, ее всегда восхищал этот город, и потому контраст с сегодняшним ее состоянием был особенно ощутим.
Пошел мокрый тяжелый снег, она медленно брела по виа Эрколе Роза к собору Святого Петра и заставляла себя думать: может быть, в такую же погоду шел по этой же дороге заговорщик Катилина, и тогда еще не было даже великого собора, а вечный город уже был… Да мало ли кто мог таким вот точно днем идти по этим улицам, мало ли кого видел этот город!
И вдруг Лере показалось, что именно величие мегаполиса подавляет ее сейчас, заставляет теряться в нем, исчезать, как снежинку, мгновенно тающую на рукаве пальто.
«А может быть, я не случайно сказала – в Венецию? – подумала она. – Может быть, надо сделать что-то самое простое – например, переменить пространство – и все встанет на свои места?»
Эта мысль показалась Лере такой точной и естественной, что она даже улыбнулась, даже вспомнила, что в сумке у нее есть зонтик и зря она мокнет в своем новом жемчужно-сером пальто под римским снегом.
И Венеция вспомнилась ей – удивительная, неуловимая в своем очаровании, как отражение в поднявшейся воде на площади Сан-Марко. Вот где сияла и трепетала волшебная forse de la nature, которой Лере так не хватало сейчас!..
Она быстро выбралась на широкую центральную улицу и тут же махнула рукой, останавливая такси.
На венецианский вокзал Лера приехала поздним вечером: пришлось довольно долго сидеть на вокзале в Риме, потому что она попала как раз в паузу между поездами.
Лера пила кофе в вокзальном кафе и смотрела сквозь стеклянную стену, как беззвучно ссорится парочка у газетного киоска. Девушка то и дело порывалась уйти, парень удерживал ее, потом поворачивался и уходил сам, потом возвращался, сделав не больше трех шагов…
В каждом движении этих рассерженных ребят кипела жизнь, взрывался темперамент, и видно было, что мир для них полон ярких красок, сильных чувств и безудержных желаний.
Лера едва не опоздала на поезд, разглядывая людей за прозрачной стеной кафе и думая о своем. Вернее, не думая, а пытаясь обуздать ту холодную, но лихорадочную дрожь, которую чувствовала у себя внутри.
Поезд напоминал подмосковную электричку – с толпой веселых небритых парней в коридоре, с хохочущими девушками и открываемыми бутылками. Время от времени парочки уединялись в купе – если можно было назвать уединением их объятия и поцелуи за прозрачными дверями.