Юрины глаза снова были полузакрыты, по лицу его волнами пробегали чувства, которые сотрясали его тело.
И самое сильное его содрогание Лиза ощутила в себе вместе с собственным, пронзившим ее сильнее тока, сильнее одной только телесной сладости, – так, как пронзает осуществленная любовь!..
Юра застыл над нею, словно возвращаясь откуда-то. Пот струился по его лицу, падал на Лизины губы солеными каплями, смешиваясь с ее счастливыми слезами.
Полумрак спальни охватывал их, лежащих теперь рядом в объятиях друг друга. Юра целовал ее лицо с невыразимой нежностью, его глаза полны были нежностью, но Лиза совсем не чувствовала в нем спокойной удовлетворенности. Наоборот, видно было, как он взволнован, как порывается что-то сказать.
– Лиза, Лизонька! – вдруг произнес он, слегка отодвигаясь от нее. – Можно я закурю?
– Конечно, Юра, о чем ты спрашиваешь!
– Я волнуюсь, мне так много надо сказать тебе… Нет, не много! Лиза, хорошая моя, я люблю тебя – и это все, что я хочу тебе сказать. Я представить не мог, что это так…
Его слова сотрясали теперь ее душу так же, как его тело сотрясало только что ее тело.
Юра протянул руку к столику рядом с кроватью, вспыхнул огонек сигареты, ярче высвечивая его лицо. Он словно боялся взглянуть на Лизу, пытаясь справиться со своим волнением. Тут же затушил сигарету в пепельнице, стоящей на столике, и снова обернулся к ней.
– Юра, милый, хороший мой, почему ты так взволнован?
Она вглядывалась в его лицо, стараясь разгадать причину его тревоги, но не могла понять… То, что она услышала, прозвучало так неожиданно, что Лиза едва не заплакала.
– Я не мог поверить, что ты можешь меня любить.
Услышать эти слова от самого удивительного, самого необыкновенного мужчины, какого она видела в жизни, – как непонятно это было, как необъяснимо! Но она не стала убеждать его ни в чем. Какие слова могли передать то, что происходило сейчас в ее душе?
– Единственный мой, я тебя люблю, – сказала она, приникая к нему, и он прижался щекой к ее волосам, замер, точно ее слова продолжали звучать в нем.
Потом Лиза приподнялась на локтях, приложила ладони к Юриным щекам, коснулась пальцами его ресниц, влажных, потемневших волос у него на лбу.
– Юра, счастье мое, я жить не могу без тебя, дышать не могу…
Она снова положила голову ему на грудь, чувствуя виском, как колотится его сердце.
Шрамы на его груди еще не посветлели – красные, напряженные, они казались совсем свежими. Их было несколько – один совсем близко от левого соска, и Лиза вздрогнула, увидев их прямо у своих глаз. Юра почувствовал ее испуганное движение, его рука тоже дрогнула на ее плече.
– Что с тобой? – шепнул он.
– Тебе… Тебе не больно? – спросила она. – Они выглядят так, как будто вот-вот лопнут… Я не подумала, что тебе может быть тяжело… все это.
Она не видела его улыбку где-то над своей головой, но тут же почувствовала, что он улыбнулся в полутьме.
– Не лопнут. Все прошло, Лизонька, не о чем волноваться. А хоть бы и не прошло – все равно… Я не хочу об этом думать, я о тебе буду думать, да?
Прошептав это, он подхватил ее под мышки, как маленькую – как когда-то на улице у Ингиного подъезда, вспомнила Лиза, – и подтянул повыше – так, что их губы снова оказались рядом и сомкнулись.
Они не спали всю ночь, отдаваясь неодолимой силе, влекущей друг к другу их души и тела, сотрясающей и ласкающей, страстной и нежной силе. Любовь соединила их этой ночью, и никто был не в силах и не вправе их разъединить.
Никогда он не видел Юру таким.
Сергей вспоминал те моменты, когда ему непонятно было, какое чувство отражается в Юриных глазах: когда тот смотрел на льдины, плывущие по темной воде, когда Юля медленно двигалась в золотистом полумраке комнаты и Юрка не отводил от нее глаз… Когда он слушал Сашу Неделина и думал о своем, прищурившись, глядя то на пламя лесного костра, то на его отблески в речной воде.
Все-таки их было не так уж много, этих моментов. Почти все, что происходило с Юрой, было понятно Сергею, он чувствовал даже то, что не мог выразить точными словами.
Но таким он не видел его никогда. И запрещал себе понимать, хотя разгадка была проста. Достаточно было взглянуть на Юру и Лизу, чтобы понять: произошло то, что должно было произойти между ними неизбежно. И Сергей отводил глаза, подавляя в себе чувство скрытой и неизбывной боли.
Он даже знал, когда это произошло: догадался по тому, что в понедельник утром Юрка выглядел совершенно отрешенным. Никогда такого не бывало с руководителем «Мегаполис-инвеста», способным с ходу «завести» любое количество самых разнохарактерных людей.
– Случилось что-нибудь? – спросил Сергей, зайдя к Юре, как обычно, перед недельной планеркой.
– Случилось? Нет. Или – случилось, не знаю; не от слова «случай». Не обращай внимания, сейчас приду в себя.
Трудно было не обратить внимания! Но Ратников быстро взял себя в руки, это он умел. Совещание он уже проводил как обычно – мгновенно улавливая главное в докладах начальников отделов, отдавая короткие и точные распоряжения и твердо держа в руках бразды правления своим мегаполисом и работающими в нем людьми.
Сергей задержался и после совещания: надо было обсудить то, что находилось в стадии становления и не предназначалось для широкого круга. Псковитин знал, что это-то и есть самое важное для Юры. Ни успешно работающие заводы, ни налаженные английские филиалы, ни корабли во Владивостоке не вызывали у Ратникова такого острого интереса, как уже созданная, готовая к работе «система», состоящая из информационной службы, проектирующих, строительных, эксплуатационных фирм, на которую Ратников положил столько времени, к которой привлек столько людей и которая вот-вот должна была заработать в полную силу, включившись в мощный европейский концерн через Германию.
– Меня что-то настораживает, Юра, – сказал Сергей, когда они остались одни.
– Почему? – тут же спросил Ратников.
– Трудно объяснить. Наполовину – интуитивно, я нюхом чую какую-то опасность, но выводы делать пока рановато. А наполовину – реально. Я просто не уверен в этом Звонницком.
Звонницкий был начальником службы информации – новой, созданной Ратниковым специально для этого проекта, и располагавшейся не в центральном здании «Мегаполис-инвеста». В руках Звонницкого оказались сосредоточены важнейшие нити «системы», и, пожалуй, после Ратникова он оказывался самой влиятельной фигурой в ней.
Сейчас, пока «система» еще не включилась на всю катушку, служба информации занималась тем, что собирала банк данных обо всех российских фирмах, могущих представлять хоть какой-нибудь интерес в будущем. И уже по тому, как велик был составленный ею список, можно было понять масштаб готовящегося проекта.