– Кто это может быть?! – прошептала Евгения Петровна, втайне надеясь на мужчину.
– Кудрин, – предположила Липа, – я, наверное, у него опять что-нибудь забыла. Нет, я не могла ничего забыть, сумка, по крайней мере, была со мной, а шубу я не снимала.
– Ты его довела до такой степени, что он даже не предложил тебе раздеться?! – возмутилась мама.
– Никого я не доводила, – резко ответила Липа, – они сами себя довели.
Звон не прекращался, гость явно не собирался верить тому, что дома никого нет.
– Пойди, открой дверь мужчине в самом расцвете сил, – приказала Евгения Петровна дочери.
– Может, не надо? – засомневалась та. – Мы как-то не очень хорошо расстались. Вдруг это не он, а его неадекватная невеста?!
– Откуда она узнала твой адрес?! – испугалась Евгения Петровна.
– Мама, не забывай, что у нас с Кудриным одинаковые адреса. Разные только города.
– Ах да. Ну, ничего страшного, – Евгения Петровна прошла в комнату и включила телевизор. – Открывай! При мне и она, и он станут себя вести более сдержанно. Главное, чтобы ты, Липушка, их не убила.
– Ага, нашла маньячку-одиночку, – фыркнула Липа и отправилась открывать дверь.
Страшиться ей, в принципе, было нечего. К тому же мама довольно правдоподобно устроилась перед телевизором, как будто приросла к дивану одним местом. Тихий семейный вечер. Просто не хотелось вновь оказаться действующим лицом трагикомедии «Кто за этого мужчину? Налетай!». Липа представила, как она сейчас заявит Верочке, чтобы та катилась на все четыре стороны. Липа не собирается иметь ничего общего с ее бывшим или уже настоящим женихом. Она усмехнулась, ну, а если это окажется Кудрин? Отчего-то захотелось, чтобы за дверью названивал именно он. Она тоже ему скажет! Она так ему скажет, что мало не покажется. Уж Липа-то ему наговорит…
– Привет, – пробормотала Липа, открыв дверь и увидев Дружинина, висящего на звонке.
– Хеллоу, крошка, – пробормотал в стельку пьяный Дружинин и упал на Липу. Та согнулась под его тяжестью, но оказала достойное сопротивление.
– Ты откуда такой? – У Липы из головы вылетели все слова разом, кроме этих.
– Оттуда, – объяснил тот, довольно глядя на ее озадаченное лицо.
– А почему в таком состоянии?! – недоумевала растерянная Липа.
– Тебе можно, а мне нельзя?! – фальцетом присвистнул бывший жених. – Я тоже человек, а не тварь дорожащая, между прочим, – и Дружинин широко улыбнулся.
– Тварь дрожащая, – поправила его Липа.
– Не обзывайся, – отмахнулся от нее Дружинин и шаткой походкой направился в ванную комнату.
Липа развела руками и забежала в комнату. Евгения Петровна сидела тихо, как мышь-мамаша взрослой, но все еще безмозглой белой мышки, и в тридцать пятый раз глядела на то, как развивается действие в ее любимом фильме «Ирония судьбы». Ипполит в дорогом пальто и меховой шапке там как раз лез в ванну и требовал потереть ему спинку.
– Мама, – возбужденно зашептала ей Липа, – там пришел Дружинин!
– Да что ты говоришь?! – подскочила Евгения Петровна и принялась метаться по комнате. – Я смогу выбраться из твоей квартиры незамеченной?!
– Вряд ли, – сказала Липа, испуганно оглядываясь на ванную, – сейчас он моется, но может в любую минуту зайти сюда. К тому же, мамочка, ты обещала мне помогать! Он совершенно пьян.
– Я обещала помогать тебе с ребенком! – заявила Евгения Петровна, собирая свои разбросанные по комнате вещи и закидывая их под елку.
– Возможно, твой будущий внук будет от него! – пошла ва-банк Липа.
– Внучка! – помахала указательным пальцем перед Липой Евгения Петровна и закинула под елку свою сумку с пустыми банками. Те громыхнули так, что женщины присели. – Ладно, – сжалилась она. – Все равно незамеченной мне не выбраться, посижу в спальне.
Липа мотнула головой в знак согласия и побежала в ванную. Она распахнула дверь и закричала:
– Стас! Тебе спинку потереть?!
– Чего?! – Дружинин оторвался от раковины, в которой умывал лицо, и поглядел на обескураженную Липу. – Чего мне потереть?! – Холодная вода немного привела его в чувство.
– Спинку, – пролепетала Липа, глупо улыбаясь.
– Какая ты добрая девушка, Олимпиада Кутузова, – сказал Стас, вытирая лицо полотенцем. – От тебя так и веет заботой и вниманием. Даже мне немного перепало. А тому Максиму, небось, ты не только спинку трешь?!
– Свинья! – заявила Олимпиада и пошла в комнату. Если они и будут драться, то пусть в качестве арбитра выступит мама.
На данный момент силы у них равны: Липа слабая девушка, а Стас еле держится на ногах. Она это проверила. Он пошел следом за ней, и у дивана Липа подставила ему подножку. Дружинин не удержался на ватных ногах и упал на диван лицом вниз.
– Свинья ты, Стас, напиться до такой степени и прийти к своей девушке!
– К бывшей девушке, – Дружинин перевернулся и протер глаза. – Не забывай, Олимпиада, про это прилагательное.
– Эх ты, глагол бесчувственный! – сказала Липа и села к столу. – Зачем пришел?
– Посмотреть на тебя, – признался тот.
– Посмотрел? – поинтересовалась Липа.
– Да, – мрачно ответил Стас. – Только увидел не то, что хотел.
– А что же ты хотел увидеть? – встрепенулась Липа. – Мою разбитую о стену твоего непонимания голову?! Или искусанные губы, позволившие себе высказать то, что я думаю?
– Олимпиада, – вздохнул Стас, – я ожидал увидеть совесть в твоих глазах. Но в них, кроме одного фиолетового синяка, ничегошеньки нет. Помоги мне подняться.
– Еще чего! Лежи здесь и спи. Кино посмотри, там про таких, как мы с тобой… – Липа кивнула в сторону экрана.
– А, Ипполит! Старый знакомый! Привет, дружище! У тебя тоже нелады с невестой? – Дружинин принялся говорить с телевизором, и Липа подумала, что одиночество – штука заразительная. Или заразная.
– Все бабы – стервы, – жаловался Ипполиту Стас, на коленках подползший к телевизору. – Правильно ты говоришь, Ипполит, – Дружинин прослезился. Липа опешила, раньше она ничего подобного не видела. Впрочем, Дружинин раньше никогда не напивался. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. – Мы с Ипполитом уходим! – заявил Стас и поволок телевизор в коридор.
– Уймись, клоун, – прошептала Липа, которая представила, что скажет мама, когда увидит, что Стас уволок телевизор, который она подарила на новоселье своей дочери.
– Да, я шут, я циркач, – заорал Дружинин на весь дом, – так что же?! Пусть меня так зовут, кто может! Как они от меня далеки, – он с презрением поглядел на Олимпиаду, – далеки! Никогда не дадут руки… – Он оставил телевизор в покое и пополз в коридор один.
– Цирк уехал, – сказала Липа Евгении Петровне, когда закрыла за Стасом дверь.