– Маньяк, – сказала Лариса, глядя, как Степанцов сбивает брюнетку с ног и валит ее на песок. – Пойдем, Роман, отсюда.
Прогулка была испорчена. Они подошли к костру, где собралась веселая компания, поющая на этот раз под гитару про пластилиновую ворону. Лариса села рядом с Романом. Тот сразу подключился к коллективу и стал подпевать. Ребята действительно были отличной компанией, потому и веселились от души. Большинство из них – студенты, решившие прогулкой на теплоходе отметить удачную сдачу очередной сессии. Те, кому надоело танцевать и петь, растворялись парочками в сумерках и уединялись. Но ей с Романом уединяться не хотелось. По всему было видно, что он на нее за что-то дуется. Лариса смотрела на мелькающие языки пламени, облизывающие березовые поленья, и прикидывала, каким образом на теплоходе среди отдыхающих оказался Степанцов. А он в это время, бросив свою брюнетку, стоял поодаль и смотрел на Ларису. Она почувствовала этот взгляд. Резко повернулась, но опоздала. Василий ушел с двумя новыми друзьями отмечать знакомство. Позже она увидела его снова, Степанцов практически не мог самостоятельно передвигаться. Или, подумала Лариса, делает вид, что так сильно пьян. Наверняка заметит, в какой они палатке расположились на ночь, и подожжет ее! Почему он не показал ей раньше эту справку с диагнозом? Что теперь делать? Сидеть караулить. Можно, конечно, уйти ночевать на теплоход. Но и там каюты не закрываются. Тем более признаваться Роману в своем беспокойстве она не хотела. Вот он сидит, довольный жизнью, и ни на что не обращает внимания. В том числе и на нее.
Далеко за полночь ребята начали расходиться. Палатки занимали согласно купленным каютам, у них с Романом и здесь была палатка люкс – двухместная. Ларисе в ней понравилось. Такой милый аккуратный рай в отдельно взятом шалаше. Милый тем временем выудил на свет божий, а вернее, в тьму-тьмущую спальный мешок и осматривал его со всех сторон. Одинокий фонарь на ближнем дереве позволил ему разглядеть замки и «молнии», и Роман начал перед палаткой тренироваться, прикидывая, как ему залезть в мешок.
Лариса забеспокоилась. Хотя она тоже впервые видела эти туристические принадлежности и не знала, как их использовать, тренироваться перед палаткой она не стала. Еще увидит Степанцов… Ревность человека может довести до крайности, тем более в таком состоянии, в каком он сейчас находится после употребления спиртного. Она, конечно, тоже немного выпила, но это ни в коей мере не мешает ей контролировать себя.
– Роман, – не выдержала Лариса, – ну что ты там возишься? Залезай сюда.
– Ларочка, – Стрелкин с мешком заполз на коленках в палатку, – ты меня зовешь?
– Нет, – съязвила Лариса, – пластилиновую ворону.
Роман не стал отвечать на ее колкость, сел рядом и стал показывать, как пользоваться спальным мешком. Лариса чувствовала, от того что Роман сидит совсем близко и часто-часто, как ежик, дышит ей на ухо, ничего у нее не замирает. Ни сердце, ни душа. Ей стало смешно, когда она представила, как двое ежиков, точно так дыша друг на друга, потом соединяются в один большой клубок и начинают любовную игру.
– Рома, – Лариса постаралась вложить в свой голос как можно больше нежности, – мы с тобой взрослые люди. У нас здесь два спальных мешка. И каждый из нас займет свой. Ладненько?
– Это из-за Степанцова? – нахмурился Роман и перестал дышать, как ежик.
– И из-за него тоже, – вздохнула Лариса. – И вообще, обстановка, конечно, располагает. Но я к ней еще не привыкла… Шум там, крики. Мне все мешает.
И словно специально для нее кто-то из оставшихся у костра затянул нетрезвой хрипотцой: «А может быть, ворона? А может быть, корова? Что тоже хорошо!»
– Да, – согласился Роман, – обстановка не та. Ну, милая, спокойной ночи.
Он залез в мешок, отвернулся от Ларисы и через минуту захрапел.
«А если у меня будет бессонница? – подумала Лариса. – Я не смогу уснуть до утра, пойду к костру, от которого к тому времени останутся одни головешки, и стану кричать про пластилиновую ворону. Из леса выйдут дикие животные, схватят меня и утащат в дебри. Или останусь лежать в этом мешке и считать розовых слонов, откуда ни возьмись придет Степанцов и утащит меня в дебри? Интересно, а что он станет делать со мной в этих самых дебрях? Придушит, чтобы стать вдовцом? Или из ревности привяжет к тому огромному дубу, что растет на поляне, и оставит там на всю ночь?» Лариса поежилась, дать дуба у дуба ей очень не хотелось. Может, он ее возьмет силой? А она будет сопротивляться и кусаться.
Да нет, Степанцов наверняка сейчас занят дородной брюнеткой, та так визжала от удовольствия, когда он ее догонял. Лариса замерла и прислушилась. Но визга не было слышно, только хриплое завывание: «А может быть, собака?» Собаке – собачья смерть! В воздухе блеснуло тонкое лезвие острого ножа, она заслонила лицо рукой… И проснулась. Мама милая, сон в руку! Она всего лишь на несколько мгновений прикрыла глаза, и ей тут же приснился вещий сон. Он ее прирежет.
Спать расхотелось совсем. Лежать и дрожать от страха тоже. Она тихо позвала Романа, но тот в ответ только прохрапел. Нужно взять себя в руки, подумала Лариса. Зачем, собственно, Степанцову ее резать или душить? Вот взять ее силой ему наверняка гораздо интереснее. Тем более он так себя и вел, когда поцеловал ее на девятом этаже. Что-то там сказал про реванш. И сегодня он смотрел на нее – а уж Ларису-то не обманешь – как-то по-особенному. Как, как. Напился и не ведал, что творил. Мама милая, а ведь точно. Когда человек напьется, он не ведает, что творит. И именно в этом состоянии он совершает такие поступки, о которых мечтал всю жизнь. Алкоголь развязывает руки, раскрывает душу и подстегивает на подвиги.
«Молния» на входе в палатку заскрипела. Лариса сжалась в комок. Она хотела включить фонарь, стоявший рядом, но для этого понадобилось бы повернуться и шуметь. А ей ни того, ни другого делать не хотелось. «Молния» расстегнулась полностью, и в палатку на карачках залез человек. То, что это был именно Степанцов, Лариса нисколько не сомневалась и кричать не стала. Какой в этом толк? Он все равно не уйдет и сделает свое черное дело. Кстати, а что это он делает? Вместо того чтобы лезть к ней с домогательствами и признаниями, которые она втайне от самой себя ждала, человек на карачках подполз к ее спортивной сумке и вытащил из нее пакет с сухарями, заботливо уложенный ее мамой в дорогу. Судя по шуршанию, все сухари ему не понадобились. Он взял один. При выходе из палатки на фоне яркого лунного света Лариса увидела человеческий силуэт с зажатым в зубах сухарем. Он, быстро перебирая коленками, скрылся, не утруждая себя застежкой «молнии» на входе.
И это все, что требовалось от нее Степанцову?! Один сухарь?! Интересно, а какой он взял, с изюмом или с маком? Если с маком – он наркоман. Ларисе захотелось плакать. Стрелкин спал сном младенца, не догадываясь о ее муках. А вдруг Степанцову покажется мало одного сухаря и он вернется? Или решит, что с маком ему не подходит, а лучше взять с изюмом?
Лариса на карачках добралась до своей сумки, которую сначала взяла зубами, но она оказалась довольно тяжелой. Лариса так проползла несколько метров, толкая ее перед собой. Под фонарем она огляделась и встала. Вокруг никого не было видно. Костер еще горел, но там уже двое парней соображали на троих. Лариса подняла сумку и пошла на пристань. Стюарду она объяснила, что в палатке ее замучили комары и она хочет провести остаток ночи в каюте. Тот, естественно, не возражал и даже проводил ее до каюты, включив там свет. Ха! – подумала Лариса, свет выключать она не станет. Пусть только придет! Она не только не даст ему сухарь, она ему покажет! С этими мыслями Лариса легла на постель и сразу уснула.