— Вам двоим есть о чем поговорить, мистер Броуди. Ведь вы оба люди военные.
Джексон уже давно не думал о себе как о военном; он сомневался, что вообще когда-нибудь так о себе думал.
— Какой полк? — рявкнул Квинтус.
— Пехота. Полк принца Уэльского, — лаконично ответил Джексон.
— Звание?
Это еще что? Игра «У кого длиннее?» Джексон передернул плечами:
— Рядовой.
— М-да-а-а, мог бы и сам догадаться, — заявил Квинтус. Он растянул «а» так, что хватило бы на несколько м-дей, и еще бы осталось.
Джексон не дал себе труда объяснить, что, придя в армию рядовым, ушел он в звании уоррант-офицера первого ранга военной полиции. Он не собирался заниматься с этим Квинтусом фаллометрией. Джексону предлагали офицерские погоны перед тем, как он демобилизовался, но он знал, что никогда не почувствует себя в своей тарелке по другую сторону, обедая в офицерской столовой вместе с ублюдками вроде Квинтуса, считающими Джексонов полными отморозками.
— Могу показать татуировки, — предложил Джексон.
Квинтус отказался, да и ладно, татуировок у Джексона все равно не было. А у Ширли Моррисон была татуировка, чуть ниже шеи, черная роза на пятом позвонке. Интересно, а есть у нее другие, в менее доступных взгляду местах?
Квинтус вдруг подвинул свой стул ближе к Джексону — может, собрался поделиться секретом? Но он произнес зловещим голосом:
— Я твою игру раскусил, Броуди.
Джексон сдержал смех. За свою военную карьеру он (без особого энтузиазма) прошел две войны, и, чтобы его напугать, требовалось нечто посерьезнее, чем парень вроде Квинтуса, бряцающий саблей. Квинтус не продержался бы и трех раундов против кролика.
— О какой именно игре речь, мистер Рейн? — поинтересовался Джексон, но ответа так и не получил, потому что именно в этот момент самый драный и грязный кошак решил, что пора метить территорию и выбрал ногу Квинтуса в качестве одного из форпостов.
Джексон спустился к реке и сел в тени. В кармане у него лежал сплющенный сэндвич из «Прет-а-манже», и он разделил его со стайкой прожорливых уток. По реке шла бесконечная вереница плоскодонок, в большинстве своем с туристами, которых катали студенты (или на вид студенты) в соломенных канотье и блейзерах в полоску, юноши — в фланелевых брюках, девушки — в неудачного кроя юбках. Туристы были самые разные — японцы, американцы (меньше, чем раньше), множество европейцев, несколько неустановленных персонажей (пожалуй, какая-то Восточная Европа) и северян, которые в апатичном Кембридже выглядели иностраннее японцев. Все они, казалось, были вне себя от восторга, словно приобщались к чему-то подлинному, — ну разумеется, местные жители, все как один, проводят свой досуг, катаясь на лодочках и поедая булочки со сливками и джемом под бой грантчестерских курантов, возвещающих три часа пополудни. Вот сволочуги, как сказал бы его отец.
— Мистер Броуди! Эй, мистер Броуди!
Ну что ж ты будешь делать, устало подумалось Джексону, неужели от них нигде нет спасения? Они катались по реке, чтоб их тридцать раз. Джулия отталкивалась шестом, а Амелия взирала на нее сквозь темные очки из-под обвисших полей большой панамы, которая, надо полагать, видала лучшие дни на голове ее матери. Как будто прямиком из больницы после особо сложной подтяжки лица.
— Прекрасный день! — прокричала Джексону Джулия. — Мы собираемся в Грантчестер выпить чаю, присоединяйтесь. Вы должны поехать с нами, мистер Броуди.
— Ничего подобного.
Нет, должны, — бодро заявила Джулия. — Залезайте. Не будьте таким брюзгой.
Джексон со вздохом поднялся с травы и помог подтянуть лодку к берегу. Он неуклюже забрался на борт, и Джулия засмеялась:
— Моряк из вас никакой, а, мистер Би?
Почему они до сих пор в Кембридже? Разъедутся они уже когда-нибудь по домам или нет? Амелия с другого конца лодки едва заметно кивнула ему, не глядя в глаза. В последнюю их встречу она была сама не своя из-за смерти собаки («Пожалуйста, Джексон, приезжайте, вы мне нужны»), И выглядела жутко: в старом халате и накрашенная. Прежде он ее с макияжем не видел — и слава богу, потому что красилась она явно в темноте, да еще и волосы не собрала, и они свисали на плечи сухими лохмами. Все женщины рано или поздно становятся слишком старыми, чтобы носить распущенные волосы, даже красивые женщины с красивыми волосами, но ни Амелия, ни ее волосы никогда не были красивыми.
Джексон подумал, что лучше вести себя так, словно бы прошлым вечером ничего не случилось. А что же случилось прошлым вечером? «Я и не знала, что вы женаты, мистер Броуди» — что, черт возьми, это было? Она его что, в измене уличила? Но он никогда не давал Амелии Ленд ни малейшего повода думать, будто между ними что-нибудь есть. Неужели она в него влюбилась? (Боже, пожалуйста, только не это.) Стэн Джессоп был влюблен в Лору Уайр. Опасное это дело. А звучит так безобидно.
— Боже ж мой, что с вами случилось, мистер Броуди? — Джулия близоруко разглядывала его физиономию. — Вы с кем-то подрались!
Амелия впервые посмотрела на него, но, когда он поймал ее взгляд, тут же отвернулась.
— Как увлекательно, — сказала Джулия.
— Ничего особенного, — ответил Джексон. (Просто кто-то пытался меня убить.) — Какой сегодня день?
— Вторник, — выпалила Джулия.
Амелия пробурчала что-то похожее на «среду».
— В самом деле? — повернулась к ней Джулия. — Оюшки, как времечко-то летит!
(Оюшки? Ну, кто так говорит? Кроме Джулии?)
— Я всегда думала, — продолжала Джулия, — что цвет среды — фиолетовый. — Она пребывала в исключительно благодушном настроении. — А вторники — желтые, конечно же.
— Вовсе нет, — буркнула Амелия, — вторники зеленые.
— Не говори глупостей. В общем, сегодня — фиолетовый день, и он как нельзя лучше подходит для чая во «Фруктовом саду». В детстве мы часто туда ходили. До Оливии. Правда, Милли?
Амелия снова погрузилась в молчание и в ответ только неопределенно махнула рукой. Впервые с тех пор, как Джексон познакомился с сестрами, они оделись по погоде. Амелия была в мешковатом хлопчатобумажном платье и безобразных спортивных сандалиях. Ей бы нормально постричься и одеться поприличнее, она бы похорошела на сто процентов. На Джулию, по крайней мере, было приятно смотреть, и она мастерски орудовала шестом. На ней был узкий топ, который больше подошел бы школьнице, но он открывал взору ее аккуратные, твердые бицепсы (явно ходит в спортзал), и у нее были трицепсы в отличие от Амелии, которая, расправив свои дряблые мышцы, вполне могла бы парить над верхушками деревьев. Несмотря на солнце, Амелия оставалась все такой же бледной и тусклой, в то время как Джулия приобрела оттенок жареных кешью. Он смотрел, как она управляется с шестом, зажав сигаретку в углу накрашенного рта, и подумал, что она молодчина, и удивился, осознав, что начинает испытывать к Джулии подлинную симпатию. И кстати, «молодчина» — это ее слово.