– Что ты имеешь в виду?
– Понимаешь, Питер Лайонс, полицейский офицер, прикрепил к машине штрафную квитанцию около девяти часов вечера. Это была первая квитанция. Хенли видел, как Арлина вылезала из машины. Он не может назвать время, но, судя по времени, проставленному на квитанции, ясно, что это произошло незадолго до девяти. И здесь мы натыкаемся на непонятный пробел. Полицейским был отдан приказ следить за нарушениями правил стоянки, вешать на такие машины штрафные квитанции и после двух-трех квитанций вызывать по рации машины для буксировки. Рабочее время Лайонса кончилось в двенадцать часов ночи, а первую свою квитанцию он повесил в девять. С полуночи на работу заступили другие полицейские. Они обнаружили неправильно поставленную машину, прикрепили к ней еще одну, а через какое-то время третью квитанцию, а затем машина была отбуксирована. Но что произошло между девятью часами вечера и полуночью? Почему Лайонс так больше и не повесил на нее следующий штрафной талон?
Дрейк пожал плечами:
– Такие вещи случаются.
– Ну ладно, я принял их показания. Но с условием, которое Карсон мог и не заметить. Направь-ка пару оперативников проверить записи в отделении полиции. Надо узнать, что же случилось с этой машиной или хотя бы сколько штрафных талонов было на ней и когда их повесили.
– Перри, – спросил Дрейк, – а почему ты не хочешь обнародовать факт, что Отто Кесвик имеет судимость? На перекрестном допросе ты запросто мог бы это сделать.
– Конечно, – сказал Мейсон, – и, конечно, это очень бы навредило Кесвику, но для нашего дела это ни черта бы не дало. Копаться в прошлом человека просто так, не собираясь связывать это прошлое с настоящим, ни к чему. Кстати, Пол, проверь его алиби. Спроси миссис Спаркс, правильно ли он назвал время, когда смотрел телевизор, лучше всего пошли туда человека, и пусть он по телефону скажет результат.
– Ладно, – сказал Дрейк, направляясь к телефонной будке. – Вы с Деллой будете обедать, а я буду висеть на телефоне и пытаться добыть для вас нужную информацию.
В тот момент, когда Дрейк вошел в телефонную будку, невысокий толстый человек лет сорока пяти протиснулся сквозь толпу последних зрителей, выходивших из зала заседаний.
Холодные серые глаза из-под черных бровей изучающе смотрели на Мейсона.
– Перри Мейсон?
Мейсон кивнул.
Руки мужчины были глубоко засунуты в карманы пальто, и он их не вынул.
– Орвал Кингман, – сказал он.
– А, да, – безразлично отозвался Мейсон.
– При моих занятиях, – начал Кингман, – человек все время следит за тем, что происходит вокруг. И если видит, как кто-то начинает что-либо разнюхивать, то хочет знать, почему это. Он также хочет знать, кто этот «кто-то», а уже после этого может захотеть предпринять какие-либо действия по этому поводу.
Мейсон стоял, глядя на мужчину сверху вниз.
– Ну и дальше?
– Есть и дальше, – сказал Кингман. – Мне шепнули, что какой-то частный детектив шныряет вокруг меня. Потом мне сказали, что этот детектив нанят Перри Мейсоном и что вы намереваетесь впутать мое имя в дело об убийстве Ламонта.
– И что? – спросил Мейсон.
– А то, что я бы не советовал вам это делать.
– Когда я веду какое-нибудь дело, – сказал Мейсон, – то ни у кого не спрашиваю совета, как поступать. И поступаю так, как, по моему мнению, будет лучше для клиента. Вы – букмекер. С вашей помощью Лоринг Ламонт играл на бегах. Видимо, у вас существует договоренность, по которой он играл на запись до тех пор, пока его задолженность не доходила до пятисот долларов, после чего происходил расчет.
– Правильно, но это вовсе не значит, что вам позволено обводить меня вокруг пальца, чтобы вытащить вашу клиентку из беды.
– Я вовсе не пытаюсь обвести вас вокруг пальца, – сказал Мейсон, – а стараюсь узнать факты, и все, что пойдет на пользу моей клиентке, будет вынесено в суд.
– Это может повредить здоровью.
– Вашему или моему?
– Вашему, мистер Мейсон.
– За своим здоровьем слежу я сам, и оно отличное, благодарю вас. Последите-ка лучше за своим. А теперь не хотите ли сказать мне, что вы делали в ночь с пятого на шестое?
– Скажу, – пообещал Кингман. – Это одна из причин, почему я пришел повидаться с вами.
– Это должно прояснить ситуацию, – сказал Мейсон, – и с этого нужно было начинать вместо разговоров о моем здоровье.
Кингман пожал плечами, подвигал толстой шеей, взглянул на Мейсона и сказал:
– Я играл в покер.
– С какого времени и по какое?
– С семи часов почти до полуночи.
– Это могут подтвердить?
– Могут, – сказал Кингман, – но люди, которые со мной играли, не хотят, чтобы их имена были названы публично.
– Вы получали чек от Лоринга Ламонта пятого числа?
– Утром пятого числа.
– В какое время?
– Я думаю, часов в десять.
– Чтобы покрыть прежние ставки?
– Давайте выразимся так: чтобы у него был кредит.
– Вы не доверяли ему больше чем на пятьсот долларов?
– Послушайте, мистер Мейсон, я не доверяю никому больше чем на пятьсот долларов. Это мой лимит.
– Он делал ставки пятого числа?
– Да.
– В полдень пятого?
– В полдень пятого.
– И выиграл или проиграл?
– А какая разница?
– Думаю, разница есть, потому что, вероятно, он проиграл, причем много, и вы хотели получить с него еще пятьсот долларов до начала игры в покер.
– Какой вы шутник, – саркастически заметил Кингман.
– Вы позвонили ему, – продолжал Мейсон, – и сказали, что он переступил пятисотдолларовый лимит, а поэтому вы намерены зайти к нему и получить еще пятьсот долларов. Наверное, вы добавили, что вечером будете играть в покер и хотите получить наличными.
– А что, неплохая мысль, – согласился Кингман. – Ну, давайте развивайте ее дальше. Что было потом?
– Вы поехали в загородный дом.
– Ездить так далеко из-за каких-то вшивых пятисот долларов?
– Они могли быть вам нужны. Вы ведь собирались играть в покер. Не думаю, чтобы в такой игре имеют хождение долговые расписки.