— Еще бы! После всего, что я для него сделала. Я была полностью ему предана! Мирилась с его придирками…
А он принял на службу эту маленькую шлюшку. Если бы она хотя бы хорошо работала, но она даже не умела печатать на машинке. Эта девка обвела его вокруг пальца и…
— И вы устроили сцену?
— Никакой сцены я не устраивала! Я просто сказала ему, что если он хочет иметь любовницу, то должен держать ее в квартире, а не в офисе, подвергая опасности бизнес. Я добавила, что если старшим секретарем буду я, то он должен дать это понять маленькой потаскушке, у которой хорошенькое личико и фигурка, но не мозги, чтобы указывать мне, что я должна делать.
— Поэтому он вас уволил?
Хелен заплакала.
— Он вас уволил? — настаивал я.
— Уволил, черт бы его побрал! — всхлипывая, ответила она.
— Так-то лучше, — промолвил я. — Значит, вы пошли к миссис Эндикотт. О чем вы ей сообщили?
— О том, что произошло. Карл Эндикотт отправил Джона Энсела и еще одного человека в джунгли Амазонки, прекрасно зная, что посылает их на верную гибель. Он хотел избавиться от них обоих.
— Когда вы об этом узнали?
— Незадолго до разговора с миссис Эндикотт.
— Почему так поздно?
— Потому что… потому что я не позволяла себе даже сомневаться в порядочности моего босса.
— Как вы узнали о том, что их ожидало на Амазонке?
— Другая экспедиция раньше была послана в те же места. Всех ее участников убили, и Эндикотт об этом знал.
— Откуда?
— Экспедицию отправила другая нефтяная компания, и Эндикотт получил о этом информацию.
— Как?
— Письменно.
— И где это письмо?
— Полагаю, в его архиве.
— Вы не забрали его с собой, когда уволились?
— Нет, и жалею об этом.
— И у вас нет фотокопии?
— Нет.
Значит, вы никак не можете доказать то, что знаете?
— Только тем, что я видела письма. Я отпечатывала некоторые его запросы.
— Эндикотт заключил с вами какое-нибудь соглашение, когда уволил вас? Относительно компенсации?
Почему он должен был это делать?
— Да или нет?
— Нет.
— Вы живете на ваше жалованье?
— Я — трудящаяся девушка.
Я окинул ее взглядом. Шесть лет назад она, наверное, была лакомым кусочком. Тогда ей было двадцать девять, а сейчас — тридцать пять. Впрочем, печатала она виртуозно.
— Было бы скверно, если бы эта история вышла наружу, — заметил я.
— В каком смысле?
— Боссам не нравятся секретарши, которые, разозлившись, ходят к их женам и рассказывают им о делишках мужей.
Она задумалась, а я посмотрел на часы.
— Мне пора бежать, Хелен. Я занимаюсь убийством Эндикотта, и у меня работы невпроворот. Было очень любезно с вашей стороны уделить мне вечер.
— Спасибо за чудесный обед, Дональд, — сказала Хелен.
Она проводила меня до двери. Я поцеловал ее на прощанье, но от этого поцелуя было мало радости. Хелен была занята своими беспокойными мыслями.
Мэр Тэбер был человеком лет пятидесяти пяти, с тяжелым подбородком, толстыми губами, холодными серыми глазами и привычкой говорить настолько быстро, что слова походили на пулеметные очереди.
Купер Хейл был низеньким, полным и тихим человечком. Он окинул меня внимательным взглядом и отвернулся.
Берта представила нас, и мы обменялись рукопожатиями.
— Эта огласка весьма некстати, — заговорил Тэбер. — Как будто она исходит из вашего офиса. Не знаю, что у вас за источники информации, Лэм, и знать не хочу. Но газеты намекают, что городская администрация Ситрес-Гроув позволяет каким-то дурацким зональным тарифам стоять на пути прогресса. — Он помолчал, глубоко вздохнул и затарахтел снова: — Мне это не нравится. Так дела не делаются. Если у вас есть какие-то законные претензии к городу, приезжайте в Ситрес-Гроув и изложите нам их. Не знаю, чего вы добиваетесь. Мне известно, что вы замешаны в деле об убийстве Эндикотта, и хотя я не готов к публичным обвинениям — пока что, — у меня не выходит из головы, что тут есть какая-то связь.
— Вы имеете в виду, что моя информация лжива? — спросил я.
— Конечно, она лжива!
— А как же насчет взноса на избирательную кампанию Кроссета?
— Это очень неприятная история. Я близкий друг Кроссета, уважаю его и восхищаюсь им. Он человек безупречной честности и высочайших моральных принципов, поэтому любое пятнышко на его репутацию кажется ему кучей грязи. Я очень огорчен, что это произошло.
— Кроссет тоже, — заметил я.
— Его ведь уполномочили принимать взносы, полагаясь на его добросовестность.
— Не сомневаюсь.
— Тогда зачем раздувать эту историю?
— Кроссет сложил с себя эти обязанности, не так ли?
— Да.
— Почему?
— Потому что, как я вам уже объяснил, у него слишком высокие моральные принципы.
— А как насчет других?
— Каких других?
— Которые тоже получили по две тысячи долларов на их предвыборную кампанию?
— Вам известно, что кто-то еще получил деньги?
— Насколько я понял, еще один член городского совета заявил, что принял такой же вклад.
— Ну и что в этом дурного?
— Ничего.
— Тогда зачем это затевать?
— Я ничего не затеваю.
— Но вы задали вопрос.
— Я просто пытаюсь ознакомиться с ситуацией.
Хейл повернулся и поднял на меня взгляд.
— В конце концов, — заметил он, — ваше положение тоже может оказаться не таким уж неуязвимым, Лэм.
— В каком отношении?
— Во многих.
— Назовите их.
— Я не обязан это делать.
— Ну хотя бы одно.
— Я просто сделал заявление.