Я положил трубку.
Телефон зазвонил снова.
— Мистер Лэм? — осведомился вежливый голос.
— Он самый.
— С вами говорит Хомер Гарфилд, председатель торговой палаты Ситрес-Гроув.
— Как поживаете, мистер Гарфилд?
— Превосходно, благодарю вас. Я читал различные заявления в прессе по поводу возможного развития Ситрес-Гроув. Судя по статьям, эти сведения исходят от вас.
— Совершенно верно.
— Могу я спросить, имеется ли у вас подлинная информация?
— Можете.
— Ну так да или нет?
— Да.
— Можете вы сообщить ее мне?
— Нет.
— Почему?
— Я не могу сообщать вам сведения, которые не сообщил прессе, — ответил я. — Но могу сказать вам следующее. Ваши вечерние газеты напечатали заявление Бейли Кроссета насчет денежного вклада в избирательную кампанию, переданного ему Друдом Никерсоном.
Почему бы вам не связаться с Никерсоном и не выяснить об этом вкладе? Почему бы не расспросить других членов городского совета о том, не передавали ли им также подобные вклады?
— Никерсон сейчас недоступен.
— Какого черта? — возмутился я. — Вы представляете торговую, палату. Кто, интересно, скажет вам, что Никерсон недоступен? Вы намерены молчать в тряпочку и позволить заводу с количеством рабочих мест на двадцать миллионов долларов ежегодно обосноваться в Санта-Ане, так как ваш город настолько коррумпирован, что добиться разумных изменений в зональной системе не представляется возможным? Вы собираетесь позволить дешевым политиканам вынуть двадцать миллионов долларов из карманов жителей вашего города, потому что им нужны две штуки на предвыборные расходы?
Гарфилд прочистил горло.
— Я как раз хотел это обсудить, мистер Лэм. Но для этого мне нужна информация.
— Тогда вы звоните не туда, — сказал я. — Ваш окружной прокурор и ваш шериф занимают выборные должности. Какого же дьявола они не будут допускать вас к Никерсону, когда речь идет о деле, связанном с выборами? Пока вы будете сидеть и ломать голову, Санта-Ана благополучно отберет у вас завод.
Он снова откашлялся.
— Могу я спросить, откуда вы взяли эту сумму — двадцать миллионов, мистер Лэм?
— Из головы, — ответил я и положил трубку.
После этого я отправился охотиться за секретаршей, которую уволил Карл Карвер Эндикотт и которая рассказала миссис Эндикотт, что Джона Энсела отправили в экспедицию на верную гибель.
Найти ее оказалось нетрудно. Секретаршу звали Хелен Мэннинг. Выглядела она недурно — блондинка с голубыми глазами, хотя немного толстозадая. На пишущей машинке она умела играть любые мелодии.
Хелен работала в офисе, и так как ни ее босс, ни она сама не одобряли разговоров на службе, мы условились вместе пообедать.
Я вернулся в свой офис.
— Телеграмма, — сообщила мне Элси Бранд.
Телеграмма была от Барни Куинна. В ней были всего два слова: «Хорошо. Продолжайте».
Позвонил репортер «Ситрес-Гроув Кларион», который хотел взять у меня интервью.
— Я не могу говорить о деле об убийстве, — сказал я. — Вам следует связаться с мистером Куинном и…
— К черту дело об убийстве, — сердито прервал он. — Как насчет той фабрики?
— Вы говорили о ней с председателем вашей торговой палаты? — осведомился я.
— Я говорил с ним?! — воскликнул репортер. — Это он говорил с нами!
— А вы интервьюировали Друда Никерсона? — спросил я.
— При чем тут Друд Никерсон? — нервно отозвался он.
— Я просто спросил, интервьюировали ли вы его.
— Нет, — кратко ответил он.
— Я бы посоветовал вам сделать это.
— Слушайте, — сказал репортер, — тут кое-что происходит. Еще один член городского совета заявил, что получил от Никерсона двухтысячный взнос на предвыборные расходы. Он настаивает, что это никак не могло быть связано с изменениями зональной системы, и говорит, что расследует факты и что, если деньги имеют какое-то отношение к попытке заставить его голосовать за изменения, он будет голосовать против.
— Хороший у вас городской совет, — заметил я.
— Это сарказм?
— Какой еще сарказм? Люди принимают взносы на избирательную кампанию и заявляют, что если деньги каким-то образом связаны с изменениями зональной системы, то они будут голосовать против изменений.
— Погодите, — остановил меня репортер. — По-вашему, это правильно?
— Что правильно?
— Голосовать против изменений, которые могут принести городу процветание?
— Это ставит дело на долларово-центовую основу, — ответил я. — А члены городского совета ставят в основу личную честность. Меня удивляет, что вы можете выдвигать финансовые аргументы в связи с решением членов вашего городского совета, чья честность подвергается сомнению. Больше у меня нет комментариев.
Я положил трубку, подождал десять минут и позвонил Хомеру Гарфилду, председателю торговой палаты Ситрес-Гроув.
— Как я понял, еще один советник признался в получении от Никерсона двухтысячного взноса на предвыборную кампанию? — спросил я.
— Да, — осторожно ответил он, — это правда.
— Вы беседовали с Никерсоном?
— Как я уже говорил вам, Никерсон недоступен.
— А почему именно он должен был делать взносы на избирательную кампанию?
— Взносы в две тысячи долларов слишком велики для офиса городского советника, — сухо отозвался Гарфилд.
— Верно, — сказал я. — Вы могли бы спросить у Никерсона, какие еще взносы были сделаны? Любопытно узнать, были ли эти четыре тысячи единственными его вкладами в избирательную кампанию.
— А могу я спросить у вас, каков ваш интерес в этом деле?
— Мой интерес в честной администрации, — ответил я. — В поддержке идеалов нашей страны. В том, чтобы жители вашего города не смотрели на вас как на слабака, который позволяет Никерсону прятаться за юбками окружного прокурора только потому, что он свидетель в деле об убийстве.
— Окружной прокурор сказал мне, что вы интересуетесь именно делом об убийстве.
— Он сказал правду.