— Пока не перестанет припекать.
— Я ничего не чувствую.
— Скоро почувствуешь.
— Лично мне совсем не жарко.
— Хорошо. Вот и остынь, — посоветовал я и повесил трубку.
У меня были кое-какие связи, на которые я мог положиться, и я воспользовался ими, чтобы выяснить по телефону владельца автомобиля с номером GH535.
Им оказался «кадиллак», принадлежавший Карлоте Шелтон.
Карлота Шелтон была известной личностью, разведенная, длинноногая красотка, владелица яхт, лошадей, полей для гольфа — член целого ряда загородных клубов.
Значит, если Шейрон говорила правду, машина Карлоты стояла в субботу вечером у мотеля.
Но можно ли ей верить? Имя Карлоты никогда не упоминалось в связи с убийством Фишера в прессе и, насколько мне было известно, не фигурировало в полиции.
Однако, допустим, Шейрон права и Карлота повязана в деле, тогда это действительно новость.
Ведь если она оказалась в мотеле в тот злополучный субботний вечер, значит, зарегистрировалась там под другим именем. А зачем понадобилось разведенной женщине, ежемесячно получающей жирные алименты и располагающей собственной шикарной квартирой, останавливаться в мотеле «Постоялый дворик»?
Или же Шейрон наврала?
Она подсунула номер автомобиля, в котором изменила лишь одну букву. Ей и во сне не мог присниться номер, который и на самом деле принадлежал «кадиллаку» последней модели, зарегистрированному совсем недавно.
Ситуация стоила того, чтобы поломать над ней голову.
Коронер с начальником полиции ладили как кошка с собакой. Поэтому все, кому был не по душе шеф полиции, могли рассчитывать на понимание коронера.
Один из его помощников, Джеймс К. Лоуден, отвечал за связи его конторы с общественностью и по возможности старался быть коммуникабельным. Я знал, как он выглядит.
Мне понадобился целый час для того, чтобы к нему прорваться.
Он взглянул на мою визитную карточку и спросил:
— Чем могу быть вам полезен, Лэм?
— Страховые компании всегда досаждают, не так ли? — спросил я.
Он чуть было не согласился, но тут же сработал инстинкт не портить отношений с широкой публикой, и Лоуден ответил:
— Не без этого, Лэм, но их винить нельзя. Им нужна во всем полная ясность.
— Знаю, но иногда они тратят массу времени и денег на то, чтобы ходить кругами.
— И, — заметил он улыбаясь, — отсюда следует, что вы представляете некую страховую компанию и намереваетесь причинить нам кучу неприятностей, а это, так сказать, разведка боем?
— Возможно. Что по поводу Ронли Фишера?
Лицо его окаменело.
— Что именно о нем, Лэм?
— Вскрытие показало что-нибудь?
— Послушайте, Лэм, это дело об убийстве, находящееся в ведении полиции. Вы же знаете, что я не вправе говорить на эту тему.
— Я не о том, кто его убил. Меня интересует это дело с точки зрения страховой компании.
— Что же вы подразумеваете под этим?
— Возникли ли какие-либо сомнения при установлении личности убитого?
— Слава Богу, нет.
— А как насчет возможности самоубийства?
— Объясните мне, как можно ухитриться самолично проломить себе макушку, и тогда поговорим о самоубийстве. Судя по характеру удара, Фишер вряд ли мог нанести его сам. Не говоря уже о том, что, когда человек намерен совершить самоубийство, он обычно не пользуется тупым предметом, чтобы разбить себе голову. Такие люди принимают яд, прыгают в озеро, стреляются или глотают пачками снотворные таблетки. Не было еще случая, чтобы кто-то из них молотил бейсбольной битой себя по затылку.
— Послушайте, Лоуден, я просто зарабатываю себе на жизнь. Предположим, что в плавательном бассейне не было воды, а Фишер об этом не знал. И вот он забирается на вышку для прыжков, делает сальто-мортале и летит вниз головой. Будучи в воздухе, ожидает, что опустится в воду, а вместо этого врезается в бетонную плиту.
— Знаете, Лэм, это не тот вопрос, на который я мог бы ответить. Вы же знаете, что можно, а чего нельзя.
— А если страховую компанию это интересует?
— Пусть она сама откапывает доказательства.
— Ладно! — согласился я. — Перейдем тогда к вопросу об идентификации личности убитого.
— А о чем тут можно еще толковать? Слава Богу, этого парня знали во всем городе.
— Для меня это не новость, но вам известно, насколько дотошны страховые компании.
— А на какую из них вы работаете?
— Разве из моих слов явствует, что я представляю страховую компанию. Все, что я сказал, это только то, что пытаюсь разобраться что к чему, применяя методы, специально разработанные страховыми компаниями для дел такого рода. Мне проще использовать при расследовании испытанные приемы, чем изобретать новые.
Он рассмеялся и сказал:
— Зачем же столько лишних слов, чтобы дать мне понять, что вас наняла страховая компания и что там не хотят, чтобы стало известно о проводимом ими на свой страх и риск расследовании.
— При чем тогда идентификация личности убитого?
— Про то вам знать. Господи, Лэм, куда вы клоните? Может быть, вам что-то известно?
— Если бы! Просто пытаюсь выяснить все детали.
Кстати, как насчет отпечатков пальцев? Вы сняли его отпечатки?
— Конечно сняли. У каждого, кто проходит по нашей линии, мы снимаем отпечатки.
— И сверяете их с правительственной картотекой?
— Черт возьми, нет. Не успели еще. Теперь придется, хотя, честно говоря, и не собирались. Куда денешься, раз явились вы и начали говорить об установлении личности.
— Значит, у вас есть его отпечатки?
— Уже сказал, что есть.
— А мог бы я взглянуть на само досье?
— Нет.
— На его пальчики?
Лоуден немного поколебался, но затем ответил:
— Конечно, почему бы нет? Я достану вам его отпечатки.
Он вышел из офиса в картотеку и вернулся с оттисками десяти отпечатков.
— А не могли бы вы снять для меня их копии?