— Вы, я вижу, своего не упустите.
— А кто упустит? — спросила Бесси.
— Ну, так скажете?
Она усмехнулась.
— Вообще-то клиенты всегда дают мне доллар на чай, так что я получаю пять долларов за четыре снимка, а некоторые, особо щедрые, добавляют еще пятьдесят центов, рассчитывая за эти деньги завладеть и мной заодно.
— Мне, кроме адреса, ничего не нужно.
— Дай ему адрес, Элси.
Элси протянула руку.
Я положил в нее опять две десятки и пятерку, внутренне содрогаясь при одной мысли о том, что будет с Бертой, когда она узнает о моих расходах.
Элси раскрыла книжку и прочла адрес: «Люсиль Холлистер, 1925, Моно-Драйв, передать через миссис Артур Марбери».
Элси спросила небрежно:
— У вас есть с собой визитная карточка, мистер?..
— Конечно, — сказал я.
Элси протянула руку.
— Десять долларов, — сказал я.
— Откуда такое самомнение?
— Я думаю, что вы продадите мой адрес не меньше чем за двадцать пять долларов, и хочу оставить вам пятнадцать долларов дохода.
Девушки переглянулись и засмеялись.
— Нам нужно спешить, Элси, — заторопилась Бесси. — У нас уйма работы. Боюсь, что мы измотаемся сегодня. Нужно еще вернуться в «Красный петух», отдать фотографии, потом поспеть сюда… У нас даже не хватит времени, чтобы написать завещание.
— Я поеду с вами до «Красного петуха», а там выйду, — сказал я.
— Хотелось бы, чтобы вы все-таки представились, — сказала Бесси с сожалением в голосе.
— Я знаю, что вам этого хочется.
Она засмеялась.
— А вы славный. Раз уж вы не хотите говорить, кто вы, то хоть помогите управиться с этой кипой.
— Он «за» обеими руками, — сказала Элси ехидно.
Я вышел у «Красного петуха», на том месте, где оставил нашу развалюху.
Когда я ехал по направлению к Моно-Драйв, я заметил в наружном зеркале автомобильные огни. Они были довольно далеко. Я прибавил скорость, по машина не отставала, хотя и держалась на приличном расстоянии.
По привычке я взглянул на указатель уровня бензина. Стрелка показывала, что бак пуст. Я заправился еще перед выездом в «Красный петух».
Конечно, прибор тоже может барахлить… В любом случае нужна была максимальная подача горючего в двигатель, чтобы сделать рывок.
Я нажал на акселератор до предела. Дорога, по которой я ехал, проходила через промышленный район на окраине города. Подъездные ветки железной дороги кое-где пересекали шоссе. На огромных пустынных пространствах было разбросано несколько заводов.
Движение на дороге было слабым. Темнота сгущалась.
Наша кляча кашлянула и заглохла, опять завелась, кашлянула и захлебнулась на этот раз навсегда. Я открыл дверцу и вышел. На дороге было пусто, если не считать неотвратимо приближающихся автомобильных огней.
Я оглянулся. То, что я увидел, мне не понравилось.
По одну сторону дороги стояла фабрика. Там было тихо и темно. Фабрика была окружена высоким забором, на котором через равные промежутки неоднократно повторялась надпись: «Не входить!» На подъездной ветке стояло несколько товарных вагонов, как раз у обочины но дороги. За подъездной дорогой находился склад, окруженный очень высоким забором.
По логике вещей я должен был торчать возле машины, поджидая автомобилиста, который согласился бы подтащить нашу клячу к ближайшей заправочной.
Но мне не хотелось поступать по логике вещей.
Я поискал глазами, где бы можно было спрятаться.
Спрятаться было негде.
Я перебежал дорогу и спрятался под вагоном, свернувшись калачиком в тени колес.
Это было ужасно неудачное место для укрытия. Свет фар приближался. По дороге скользили тени. Наконец машина остановилась. Я услышал, как открылись и захлопнулись дверцы.
Мужской голос выкрикнул:
— Эй, в чем дело? Все в порядке?
В ночной тишине слышался ровный гул мотора.
Второй голос, женский, произнес:
— Он где-то здесь… Наверное, бензин кончился. Он же был прямо перед нами.
Я изо всех сил старался не выдать себя. Парочка рыскала вокруг. Я видел их тени и изредка ноги: мужские — короткие и мускулистые, женские могли бы послужить моделью для рекламы чулок.
Мужчина сказал:
— Куда он подевался? Он же ехал впереди нас. Я не ошибаюсь, детка?
— Нет. Это, наверняка, его машина. Он не мог уйти далеко. Давай осмотрим вагоны.
— Чего ради он должен выпрыгивать из автомобиля и забираться в товарный вагон? — сказал он с раздражением. — Естественно, он должен был сделать то, что делает любой человек, у которого кончается бензин. Он должен был стоять у машины и ждать, пока кто-нибудь подъедет. Когда он увидел нашу машину, он должен был остановить нас и попросить помощи.
— Ну а он не сделал того, что должен был сделать, — сказала она резко и добавила: — Догадываешься почему?
— Мы ведь не приближались к нему настолько, чтобы он мог испугаться.
— Значит, он сидит в машине, — сказала она язвительно.
Я слышал, как мужчина взбирается по железным ступенькам товарных вагонов, потом я услышал его шаги на крыше. Женщина же ходила вдоль вагонов и заглядывала между ними.
Я осторожно выскользнул из своего убежища и, стараясь держаться в тени, быстро пошел вдоль вагонов.
Я слышал ровное урчание мотора, и это меня обнадеживало.
Мужской голос сказал:
— Его здесь нет. Давай посмотрим под вагонами.
— Он где-то здесь, — сказала женщина сердито. — Не мог же он перелезть через этот забор и… Эй, вон он!
Мужчина заорал, и они бросились бежать. Я вскочил в их машину, захлопнул дверцу, включил передачу, и машина тронулась. Я успел проехать почти пятьдесят ярдов, прежде чем увидел в темноте позади целую серию светящихся точек. Одна из них вдруг ударила в заднее стекло, и бесчисленные трещины разошлись в разные стороны.
Я сбросил скорость только тогда, когда въехал на перекресток. Повернул налево, потом направо, въехал на другой перекресток, еще раз повернул, попетлял в жилом массиве и, прежде чем бросить машину, нашел трамвайную остановку. Я, конечно, принял меры предосторожности и заглянул в регистрационное удостоверение, прикрепленное к рулевой колонке. Машина была зарегистрирована на имя Сэмуеля Лаури, Рипплинг-авеню.