Ей захотелось показать ему язык.
— Деньги могут быть продуктом, как и многое другое.
— Вы говорите совсем как Томас. Ничто не существует, если не имеет своего смысла, а то, что не имело смысла или перестало его иметь, уничтожается.
— Значит, вы полагаете, ничто не приносит пользы без денежной выгоды?
— Не старайтесь понять это, дорогая. Женщины просто не способны схватить тонкие стороны экономики.
Виктория холодно улыбнулась:
— Что делаег женщин бесполезными согласно вашему собственному доводу. Итак, оставляю вас наедине с Синклером.
Остановившись около мужа, она даже не пыталась скрыть гнев.
— Лисичка? — Маркиз приподнял бровь.
— Лорд Кингсфслд желает поговорить с тобой, — ровным голосом сообщила Виктория и удалилась.
Остин Ховарт был полным ослом. Ей бы следовало закончить разговор, обозвав его обезьяной, и крепко ударить в то место, которое не принято упоминать.
— Боже мой, — прошептала Александра Бэлфор, обняв Викторию за талию, — ты знаешь, что у тебя из ушей идет дым?
— Я собираюсь написать Эмме Гренвилл перед тем, как лечь спать, и порекомендовать ей добавить курс по обучению владению шпагой и пистолетом в программу академии, — сердито сообщила Виктория. — Когда того требует нанесенное оскорбление, женщинам должно быть дозволено самим защитить свою честь.
— На дуэли?
— Некоторые джентльмены, мягко говоря, чересчур глупы и упрямы. Единственное, что может изменить их разум, — это пуля, выпущенная в их глупые, неподатливые мозги.
— Сядь! — приказала леди Килкерн встревоженным голосом. — Я принесу тебе бокал пунша. — Она подвела Викторию к стулу.
— Лучше бренди.
— Хорошо, если ты подождешь меня здесь. И обещай никогда не повторять то, что сказала, мужу.
— Почему… О Боже! — Виктория побледнела и задрожала. — Я совсем не это имела в виду.
— Слава Богу, я знаю.
В другом конце комнаты Синклер разговаривал с Кингсфелдом и Люсьеном. К счастью, он не слышал, как она оправдывала убийство тех, кто отказывался изменить свою точку зрения.
Виктория выпрямилась в кресле, и румянец исчез с ее лица. Этого не может быть. Только не Кингсфелд. Не ближайший друг Томаса Графтона. Она пристально посмотрела на него. Он стоял, раскованно улыбаясь и говоря что-то Синклеру. В этом не было смысла — и в то же время страшный, отвратительный смысл был.
— Ты ужасно выглядишь, — сказала Леке, протягивая бокал и садясь рядом с ней. — Выпей бренди.
Виктория отпила два глотка. Бренди обожгло горло, и она закашлялась, а на ее глазах выступили слезы.
— Дорогая, не огорчайся так сильно. Ты сказала это только мне, и я знаю, что у тебя в мыслях не было ничего подобного.
То, что она подавилась и закашлялась, дало ей время собраться с мыслями.
— Я знаю, — отрывисто произнесла Виктория. — Иногда моя способность говорить глупости просто удивительна. — Она не могла ничего утверждать о Кингсфелде, пока все не продумает или пока не найдет какое-то доказательство — что-то большее, чем досужие домыслы.
— Итак, теперь он приучил вас пить бренди? — Августа села рядом с ней по другую сторону. — Я знала, этот мальчик на любого может оказать вредное влияние.
— Он должен быть самым ужасным созданием на земле, чтобы оказать вредное влияние на меня. — Виктория заставила себя улыбнуться и поднялась. — Это моя вина. Мне нужно освежиться. Я вас покину на минутку.
— Конечно, если это необходимо…
Не обращая внимания на удивленные взгляды двух леди, Виктория подобрала юбки и заторопилась к балкону, выходившему на маленький сад Августы. Вскоре она уже вдыхала прохладный ночной воздух.
— Даже замужним женщинам не пристало отправляться на балкон в одиночестве, — неожиданно раздалось над самым ее ухом.
Виктория пронзительно вскрикнула и тут же прижала ко рту обе руки, надеясь, что оркестр в зале заглушил ее вопль.
— Марли, — выдохнула она. — Вы до смерти напугали меня.
Виконт не тронулся со своего места на другом конце балкона.
— Вижу.
— Что вы здесь делаете?
Он пожал плечами:
— Я еще недостаточно пьян, чтобы возвращаться в дом. А вы?
— То же самое.
— Черт возьми, Лисичка! Из всех мужчин, которые окружали вас, не говоря уже обо мне, вы выбрали Сина Графтона!
Марли был среди подозреваемых, напомнила себе Виктория. Он все еще считается потенциальным убийцей.
Она приблизилась к двери балкона.
— Я все равно не вышла бы за вас замуж.
— Я не идиот, знаю.
— Итак, мы…
— Вы не собирались замуж. Это было справедливо. Затем он вошел, и вы изменили правила игры.
— Вам не следовало приходить сюда сегодня, если вы испытываете такие чувства.
— Вы попросили меня прийти, а теперь гоните. Так чего же вы хотите?
Признания, подумала она; однако похоже, источник должен быть совершенно другим.
— Я надеялась узнать, можем ли мы по-прежнему оставаться друзьями.
Он выпрямился.
— Не думаю, что мы когда-либо были друзьями. Вы хотели такого мужчину, который впутал бы вас в неприятности и не побоялся испортить свою репутацию, верно?
Она прищурилась.
— А чего хотели вы?
— Вас.
В этот момент на балкон вышел Лайонел Пэрриш. Его чересчур искреннее удивление не оставляло сомнений — он знал, куда они удалились.
— Извините, — произнес Пэрриш, — в бальном зале стало опасно находиться.
Виктория сделала шаг ему навстречу.
— Опасно? Что вы имеете в виду?
— Ливерпул упомянул о новом торговом соглашении с колониями, а Хаверли залил пол портвейном. Уверен, это прелюдия к кровопролитию.
— Тогда самое лучшее для меня будет вернуться и потанцевать с кем-нибудь из них. Вы проводите меня?
Пристально взглянув на Марли, Пэрриш предложил Виктории руку.
— Берегитесь злых языков и остроумных выпадов. Я могу упасть в обморок, если мне бросят вызов…
— Не волнуйтесь, я спасу вас.
Не глядя в сторону Марли, Виктория позволила Лайонелу проводить ее обратно в зал. Виконт вел себя не слишком агрессивно, но даже при этом она почувствовала облегчение, покинув его. В прошлом он, не довольствуясь простым общением с ней и случайными поцелуями, постоянно ожидал от нее большей близости, словно одной дружбы ему было недостаточно.