За спиной щелкнула дверь спальни, и Саманта обернулась. Он не мог видеть ее в углу у окна. Из чистого инстинкта она застыла неподвижно, прежде чем позволила себе расслабиться.
– Сюда, – тихо позвала она.
Он обернулся к ней, одновременно опуская правую руку. Иисусе, да у него пистолет! Сэм знала, что у Рика есть пара пистолетов, но не думала, что он захватит их с собой в Нью-Йорк. Поступил бы он так, если бы она не жила с ним? Впрочем, он и без нее знал немало опасных людей.
– Что случилось? – спросил он, двигаясь вдоль стены, чтобы его не увидели из окна. Он устрашающе быстро перенимал ее приемы!
– Просто слежу за копами. Мы окружены, – ответила она.
– Для тебя это проблема?
Посреди ночи? Класс! Опять он зол!
– Они следили за мной вчера, Рик, вот в чем проблема. Я хотела знать, следят ли все еще за нами. Тебе это не нравится?
– Разумеется, нет. Если они по-прежнему торчат здесь, значит, не ищут мою чертову картину и того, кто ее стащил.
А вот об этом она не подумала. Будь Мартин мертв, он перевернулся бы в гробу. Черт, она просто счастлива, что копы сейчас здесь, и даже не сознает, что их присутствие означает одно: они до сих пор подозреваемые номер один.
Если она расскажет Рику, что знает, кто украл картину… не называя имен, разумеется, он потребует, чтобы она пошла с этой информацией к Горстайну. Она может распространить слухи о Мартине, но если нью-йоркская полиция заметет луврскую команду за одну кражу, а не за большую операцию, которую те планировали, сделка отца с Интерполом будет отменена. Она не имеет права рисковать жизнью Мартина. Конечно, отношения у них сложные, но она не хочет посещать его вторые похороны.
Рик молча, приподнял волну ее рыжих волос и припал поцелуем к затылку.
– Утром я позвоню и попытаюсь убедить детектива Горстайна выполнять свои чертовы обязанности, даже если придется посоветовать ему забыть об этой картине.
– Ты позволишь, чтобы кому-то сошла с рук кража Хогарта?
– Есть и другие способы все уладить. Думаю, частный детектив будет куда полезнее, особенно учитывая обстоятельства.
Под обстоятельствами подразумевается, что копы больше не станут преследовать ее. Класс!
– Рик, ты не…
– Идем в постель, янк, – перебил он. – Без тебя мне холодно.
Она взяла его протянутую руку, и он притянул ее к себе. Должен быть способ обелить себя, раздобыть картину и при этом не скомпрометировать Мартина и не потерять этого человека. Должен быть…
– Объясни еще раз, почему мы встречаемся здесь? – спросил Стоуни, оглядывая просторный вестибюль.
– Купаюсь в лучах искусства.
Саманта посмотрела в сторону справочной стойки. Рядом трое парней охраняли вход в Метрополитен-музей. Она за секунду может обвести их вокруг пальца. С камерами будет посложнее, но…
– А по правде говоря?
Сэм поспешно встряхнулась. Опять она оценивает обстановку!
– Мой уютный домик окружен копами, мне нужно было выбраться оттуда.
И до чего же приятно снова оторваться от «хвоста» по дороге в музей! Пусть они точно знают, где она спит каждую ночь, а вот день… это их не касается!
– Уверена, что они не выследили тебя? – в сотый раз спросил бывший торговец краденым.
– Отстань, – добродушно улыбнулась Саманта. – Пойдем лучше к европейским импрессионистам.
– Согласен, – кивнул Стоуни. – Знаешь, я тут подумал, что, если Мартин говорит правду, Интерпол, возможно, найдет и вернет твоему парню Хогарта. Аддисон исключен из списка подозреваемых, а тебе не грозят неприятности с копами. Конец фильма.
– Можно подумать, тебя беспокоит Хогарт. Просто ищешь подходящий предлог промолчать и скрыть от Рика, что происходит.
– А ты пытаешься убедить себя в необходимости позвать его на помощь. Большая ошибка, солнышко. Поверь мне. Огромная ошибка.
– Он не может винить меня в том, что Мартин жив. Я не знала, – тихо сказала Саманта. – Но если условием вхождения Мартина в шайку стало похищение картины, совершенно не обязательно было красть именно Хогарта. Я не могу не думать, что Мартин выбрал Хогарта из-за меня. И вот теперь Рик не знает, честна я с ним или нет, боится, что пираньи вот-вот нагрянут, чтобы ухватить свой кусок, только потому, что я живу в его доме. И может, он не зря волнуется.
– Говорю тебе, Сэм, лучше солги ему.
Она замедлила шаг. Решение казалось вполне логичным: она и без того постоянно лгала. О том, кто она на самом деле, о том, что делает на той или иной вечеринке. Но вот Рику она старалась не лгать. Просто терпеть не могла. Может, дело в угрызениях совести или страхе быть позже пойманной на вранье. И она не хотела разрушать их отношения.
– Я слишком многим ему обязана. Не думаю, что смогу ему солгать.
– Ты счастлива с Аддисоном, но если все выложишь начистоту, правда вряд ли ему понравится. И меня расстроишь. Не делай этого.
Но Сэм упрямо покачала головой:
– Это вопрос верности и преданности. И пока Мартин не покажется снова, я знаю, что буду стоять за тебя и за Рика. Поэтому и задалась вопросом: чем я ему обязана? Мартину.
– Он твой отец, солнышко. Ты не должна так говорить! Конечно, он не бакалейщик, не пилот, не миллионер, а простой вор, но вырастил тебя и передал свои знания. А лучшей воровки, чем ты, я не видел. Никогда.
– Спасибо, Стоуни, – прошептала она, крепко сжимая его руку. – Но теперь я не уверена в том, что те качества, которые люблю в себе… и любит во мне Рик, привил именно Мартин. – Она неловко откашлялась и умоляюще взглянула на Стоуни. – Значит, ты советуешь отойти в сторону и ничего не делать. В самом деле считаешь, что я должна солгать Рику?
– Вот дерьмо, – пробормотал он, отворачиваясь. – Не знаю. Правда, не знаю.
Господи, они становятся настоящими тюфяками. Тряпками. Кто бы мог подумать?!
– Я все скажу ему, – объявила она, поняв, что, возможно, приняла решение в тот момент, когда Мартин появился в пиццерии. – Но мне скорее всего придется переехать обратно к тебе, на Палм-Бич.
– Можешь поселиться в гостевой спальне. Если, конечно, не считаешь, что нам будет лучше в Париже. Там мы могли бы сделать тонну деньжат.
Саманта снова покачала головой и улыбнулась:
– У нас уже есть целая тонна. И неприлично говорить о кражах посреди музея искусств, не находишь?
– Ты права. Виноват, – вздохнул Стоуни. – Так как ты желаешь провести свой последний день в лучах славы?
Саманта подавила дрожь. Она вполне обойдется без лучей славы. Они ей ни к чему.
– Лучше пойдем к французским мастерам.
– Круто!
– Позвольте мне говорить начистоту, детектив, – начал Ричард, расхаживая по офису. Гнев льдинками звенел в его голосе. Саманта уверяла, что, когда он злится, британский акцент становится более заметным. Правда, он ей не верил, считая, что и без того говорит, как стопроцентный британец. – Саманта Джеллико не брала мою картину. Я не крал у себя картину. И вы знаете это, иначе давно раздобыли бы ордер и снова обыскали бы мой дом.