– Я не собираюсь рассказывать вам, как идет расследование…
– Учитывая, что у вас абсолютно нет доказательств, кроме некоей странной теории, основанной на том, что Саманта могла быть замешанной в чем-то, потому что ее отец вор, я начинаю подумывать, что давно пора подать на вас в суд за нарушение долга и халатность.
– У нее нет алиби, мистер Адд…
– А у вас больше нет дела. Я уже позвонил в страховую компанию и отказался от выплат за Хогарта. И забрал из полиции свое заявление. Если вам угодно тратить время зря, я с удовольствием поспособствую вам, подав иск на вас и ваш департамент за вторжение в частную жизнь. Боюсь, отныне вам с утра до вечера придется отбиваться от адвокатов. И все потому, что вы не желаете выполнять вашу сегодняшнюю работу. Подумайте над этим.
Он отшвырнул телефонную трубку.
Значит, он потерял двенадцать миллионов долларов. Зато, будем надеяться, прекратил слежку за Самантой, но все же стремился докопаться до истины. У Рика были кое-какие догадки и кое-какие улики, но ему нужны факты. В бизнесе люди обычно стараются представить факты: цифры прибылей, калькуляции, экономический эффект… – а он на основе этой информации решал, какова будет стратегия. Пусть официального расследования не будет, но он желал вернуть свою чертову картину.
Что он знал наверняка? Саманту что-то явно гложет. Уолтер Барстоун покинул Флориду первым же рейсом после освобождения Саманты под залог. Лицо или лица, укравшие Хогарта, вломились в дом точно тем же путем, что и Саманта двенадцатью часами ранее. При всем изобилии картин и предметов искусства в доме взяли одного Хогарта. Значит, охотились именно за ним. А Саманта пыталась отговорить Рика от покупки.
Рик замедлил шаг и перестал метаться. Он совсем забыл, как она пыталась умаслить его покинуть аукцион раньше срока. А ему показалось, что она кого-то узнала.
Зажужжал интерком, и по комнате разнесся голос секретаря:
– Мистер Аддисон! В приемной сидит Сэм Джеллико, а мистер Хосидо на линии.
Легка на помине.
– Пожалуйста, попросите Саманту войти и соедините меня с Мацуо.
Телефон звякнул.
– Ричард? У моих людей от тебя скоро начнутся инфаркты, – сообщил Хосидо вместо приветствия.
Ричард поднял трубку как раз в тот момент, когда открылась дверь.
– Это не я постоянно изменяю цены и условия договора, – парировал он, знаком велев Саманте садиться. – Я покупаю дом в старом известном квартале, а не канистру с бензином.
– Да, но обстоятельства меняются, а вместе с ними и цены.
– Обстоятельства? Позвольте объяснить вам мои обстоятельства, Мацуо-сан. Я занимаюсь поисками похищенной картины, стоящей менее одного процента от моего общего капитала. Если вы считаете, что эта кража каким-то образом ослабила мои позиции, значит, сильно ошибаетесь. И если воображаете, будто этот факт заставит меня заплатить больше той суммы, о которой мы договаривались, значит, слухи о вашем уме сильно преувеличены. А я точно знаю, что вы не дурак.
– В таком случае переговоры, наверное, будут, продолжены. Доброго вам дня.
– И вам, Мацуо-сан, – пожелал Рик, вешая трубку.
– Привет, – шепнул он, наблюдая, как Саманта медленно бредет вдоль окон. На ней были узкие черные джинсы и миленькая зеленая майка со сверкающим сердцем на груди Нью-йоркский повседневный стиль – подходит для любых случаев.
– Привет. Должно быть, это тот тип с отелем?
– Да. Мацуо Хосидо.
– Ты был очень резок с ним.
Они еще не обменялись взглядами. Мышцы Рика непроизвольно напряглись.
– Полагаю, что так. Какие-нибудь полицейские приключения сегодня утром?
– Какие же это приключения? Они слишком легко сдаются.
– Трудно их за это осуждать. Ты здорово уходишь от слежки.
– Спасибо.
Он подождал, пока она повернется к нему, и заметил, что длинные тонкие пальцы стиснуты в кулачки.
– Я должна кое-что рассказать тебе.
– Это та штука, над которой ты думала вчера вечером?
Саманта кивнула:
– Я ничего не планировала, ничего такого не знала, но все это неожиданно обрушилось на меня. И ты тоже должен знать… потому что это касается нас обоих.
Ричард с трудом сглотнул, смутно удивляясь тому, что перед глазами все плывет. Он едва успел схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.
– Ты… ты беременна? – пробормотал он слегка задрожавшим голосом. Восторг, безумный ужас – он сделал все, чтобы не выказать одолевавших его чувств. Он думал, что они поговорят о картине, но это… вполне объясняет ее поведение за последние дни. Факты. Ему нужны проклятые факты.
– Что… откуда… – Она покраснела. – Нет, Господи, конечно, нет. – Свирепо хмурясь, она покаянно выдавила: – А что, я вела себя так будто…
– Именно.
Странное ощущение, сжавшее сердце… неужели это разочарование? Позже он над этим подумает.
– Продолжай.
– Ладно. И я заранее прошу прощения, поскольку, вполне возможно, к тому времени, когда закончу, ты не захочешь вообще со мной разговаривать.
Звучит не слишком обнадеживающе.
– Как я уже упоминал, ты можешь сказать мне все.
– Будь осторожен в своих желаниях: они могут исполниться.
Уолтер Барстоун метался по большой приемной нью-йоркского административного здания фирмы Аддисона. Поверить невозможно, что он вообще перешагнул порог этого чертова небоскреба.
Сэм вошла в третью дверь по левой стороне коридора, и Уолтер не спускал с этой двери глаз. Идиотка! Рискует всем ради такой неверной вещи, как правда. Впрочем, она по-своему всегда была честной девочкой. Верной своим моральным принципам.
Шум голосов за дверью становился громче. О Господи! Еще минута – и они начнут швыряться вещами. Пожалуй, кончится тем, что кто-то вылетит из окна, и, поскольку они находились на пятидесятом этаже, без жертв не обойдется.
По ту сторону двери что-то разбилось. Уолтер передернул плечами. Пожалуй, пора вмешаться.
Он шагнул вперед. Секретарь испуганно вскочила.
– Простите, сэр, но вам лучше подождать здесь. Туда нельзя!
– Все в порядке. Я родственник, – утешил он, распахнув дверь. Он слышал, как секретарь зовет на помощь охрану, но, не обращая ни на что внимания, закрыл за собой дверь.
– Вот это да! Шикарный офис, Аддисон, – заметил он, переступая через поднос с грудой битых стаканов. Рик круто развернулся.
– Уолтер! Вижу, и вы участвуете в воссоединении семьи!
– Два дня назад я поразился не меньше вашего. Никто этого не хотел.
Глаза Аддисона были каменно-холодными.