В прошлый раз у него была роскошная тачка; сейчас он замаскировался получше, приехал на заляпанном грязью «дискавери» из проката, надел горные ботинки и куртку «Норт фейс» на флисе, а на шею повесил карту Картографического управления в пластиковом чехле, тоже купленную в Хозе. Он бы и собаку взял, если б их давали напрокат, и тогда стал бы копией любого другого туриста. Как это так — негде арендовать собаку? Вот какая ниша на рынке пустует.
Он приехал на прокатной машине со станции. Он бы ехал в собственной роскошной тачке всю дорогу, но когда сел и повернул зажигание, обнаружилось, что машина не подает признаков жизни. Поломалось что-то непостижимое — наверное, электроника, решил он. Теперь в гараже Уолтэмстоу машину выхаживал поляк по имени Эмиль, у которого был доступ (какой славный эвфемизм) к подлинным запчастям «БМВ» вдвое дешевле, чем у официальных поставщиков.
Он глянул на часы — золотой «Брайтлинг», дорогой подарок. Время высшей марки. Ему нравились мужские примочки — машины, ножи, гаджеты, часы, — но вряд ли он потратил бы на часы столько денег.
«Дареному коню в зубы не смотрят», — улыбнулась она, когда их вручала.
— Да что ж такое, ну скорей же, — пробормотал он и боднул руль — легонько, не хватало еще, чтоб заоборачивались прохожие.
Маскировка — это да, но он понимал: если долго ошиваться в крошечной деревне, рано или поздно кто-нибудь начнет любопытствовать. Он вздохнул и посмотрел на часы. Подождем еще десять минут.
Через девять минут и тридцать секунд (он считал — а чем еще заняться? Только стоять при часах на часах) из школы выбежал авангард — два мальчика, две девочки. Они притащили сетки и блестяще отработанным маневром возвели на лужке футбольные ворота. Видимо, лужок был школе вместо игровой площадки. Каково учиться в такой школе, он и представить себе не мог. Его-то «началка» была выгребной ямой — денег слишком мало, народу слишком много, и куда ни плюнь цвел социальный дарвинизм. Выживание быстрейшего. И это еще были плюсы образования. Настоящее образование, когда он взаправду сидел в классе и чему-то учился, ему обеспечила армия.
Ручеек детей в физкультурной форме вытек из школы и речной дельтой разлился по лужку. Потом вышли два учителя, стали раздавать футбольные мячи из корзины. Он считал детей, пока они выходили, — двадцать семь. Самые маленькие вышли последними.
Потом появились дошколята — их-то он и ждал. По средам и пятницам они занимались в пристройке на задах школы. Натан, едва ли не самый крошечный, ковылял вместе со всеми, держась за руку девочки много старше его. Натан. Отнюдь не титан. Его упаковали в какой-то комбинезон «все в одном». Темные глаза, черные кудряшки — достались от матери, тут возразить нечего. Курносый носик. Порядок — матери Натана нет, уехала к сестре, у которой рак груди. Его здесь никто не знает. Чужак в чужой стране. Мистера Футы-Нуты, Липового Папаши, не видать.
Он вылез из машины, прошелся туда-сюда, сверился с картой. Огляделся, словно только что приехал. Отсюда слышен водопад. Не видно из деревни, зато слышно. Тёрнер его рисовал, [9] если верить путеводителю. Он побрел наискось по краю лужка, якобы к пешеходной тропе, — тропы тут змеились повсюду, уводили прочь из деревни. Остановился, сделал вид, будто смотрит в карту, бочком подобрался ближе к детям.
Старшие разминались, кидали и пинали мяч друг другу. Кое-кто тренировал удары головой. Натан с девочкой из малышовой группы пытался гонять мяч. Упал — ноги заплелись. Два года и три месяца. Лицо сосредоточенно сморщено. Ранимо. Схватить Натана под мышку, добежать до машины, кинуть его на заднее сиденье и уехать — никто и моргнуть не успеет. А полиция сколько будет соображать? Да вечно, вот сколько.
Мяч подкатился к нему. Он поднял, улыбнулся Натану:
— Твой, сынок?
Натан застенчиво кивнул, и он протянул ребенку мяч как наживку — ну иди же ко мне. Едва Натан приблизился, он одной рукой отдал мяч, а другой коснулся детской головки, вроде как волосы мальчику взъерошил. Натан шарахнулся, точно его ошпарили. Девочка из малышовой группы схватила мяч и за руку потащила Натана прочь, злобно косясь через плечо. Мамаши и училки обернулись к нему, но он рассматривал карту, якобы ничего вокруг не замечая.
Подошла одна мамаша, на лице сияет приклеенная вежливая улыбка:
— Вам помочь? — На самом деле она имела в виду: «Если тронешь любого из этих детей, я измолочу тебя в кашу голыми руками».
— Извините, — сказал он, включая обаяние. Порой оно удивляло и его самого. — Я слегка заблудился.
Женщин всегда потрясает, если мужик признается, что заблудился, — они тают сей же момент. («Для оплодотворения яйцеклетки нужно двадцать пять миллионов сперматозоидов, — говаривала его жена, — потому что из них лишь один догадается спросить, куда же ему идти».)
Он беспомощно пожал плечами:
— Водопад — это где?
— Вон туда. — И она показала ему за спину.
— Ах вот оно что, — сказал он. — Я, видимо, карту вверх ногами держал. Ну ладно, спасибо вам, — прибавил он и зашагал к водопаду, не дав ей времени ответить.
Минут десять надо потянуть. Подозрительно будет, если он сразу вернется к машине.
У водопада было красиво. Известняк и мох. Древесные скелеты черны, а вода, бурая, торфяная, словно выходила из берегов, но, может, она здесь такая всегда. Местные называли водопад «силой» — подходящее слово. Неукротимая сила. Вода всегда найдет дорогу, в итоге победит все на свете. Камень, ножницы, бумага, вода. Да пребудет с тобой сила. Он снова глянул на дорогие часы. Жаль, что он больше не курит. И выпить не помешало бы. Если не куришь и не пьешь, десять минут стоять у водопада — себе дороже, потому что остаются тебе одни только мысли.
Он пошарил в кармане, вытащил пластиковый пакетик. Осторожно опустил туда волос, застегнул замок, сунул пакетик в карман куртки. Он выдернул тонкий черный волосок из макушки Натана — так и держал с тех пор. Теперь дело сделано.
Десять минут прошли. Он быстрым шагом по засохшей грязи вернулся к «дискавери». Если все пройдет гладко, через час он окажется в Норталлертоне, сядет в лондонский поезд. Карту он оставил на скамейке — нежданный подарок тому, кто думает, что человеку полагается ходить пешком. Затем Джексон Броуди забрался в машину и включил зажигание. Лишь в одном месте на всем белом свете ему хотелось очутиться. Дома. Всё, прочь отсюда.
Реджи закинула детке в рот ложку какой-то овощной тюри. Хорошо, что детка пристегнут к стульчику: этот ребенок то и дело внезапно взмахивал руками и ногами и пытался взлететь, точно морская звезда, которой прискучило жить.