Лишь когда у дверей мисс Макдональд Реджи попросила:
— Вот здесь, пожалуйста, — инспектор Монро сказала:
— А, ну да, действительно прямо у тебя под домом, — словно наконец поверила, что Реджи не соврала про катастрофу.
— Ну, почти, — сказала Реджи.
— Ладно, — сказала инспектор Монро. — Поеду. Дел, знаешь ли, полно.
— Да не говорите, — ответила Реджи.
Она помахала инспектору Монро, а та, отъезжая, не махала — хмурилась.
Реджи подняла тугое окно в спальне, докуда поднимется, — необходим свежий воздух. На путях в свете дуговых ламп под неумолчный грохот и визг машин работали люди. Громадный кран тащил вагон. Вагон раскачивался в воздухе, точно игрушечный. Большая костяная луна взбиралась по небу, равнодушно освещая эту противоестественную сцену.
В запущенной задней комнате ночевать слишком шумно, даже если окно закрыть, и Реджи даже не подумает лечь в спальне мисс Макдональд, где все омыто застарелым амбре грязного белья и недопитых лекарств.
Она увидела себя в зеркале на туалетном столике. Синяк на лбу уже чернел.
Последний час Сейди охотилась по дому за призрачным запахом Банджо и теперь в расстройстве хлопнулась на пол в гостиной. Наверное, когда кто-то уезжает, их животным кажется, будто хозяева просто-напросто исчезли с лица земли. Вот она здесь — а вот ее нет. Доктор Траппер говорила, Сейди повезло, она не знает, что однажды умрет, но Реджи сказала, что вот ей лучше бы знать — тогда бы она избежала смерти. Никто, понятно, смерти не избежит, но можно избежать преждевременной смерти от рук идиотов. («Не всегда», — сказала доктор Траппер.)
Обыскав пустоватые шкафчики мисс Макдональд, Реджи нашла полпачки черствых крекеров «Ритц», но потом открыла золотую жилу — мелкооптовый запас карамельных вафель, которые мисс Макдональд припасала Реджи на ужин. Крекерами Реджи поделилась с Сейди, одну вафлю съела сама.
Станет ли инспектор Монро искать доктора Траппер? Что-то сомнительно. Зачем она приезжала к доктору Траппер во вторник? «Да так, всякие разные дела, — сказала инспектор Монро. — Насчет пациента». Врала она неплохо, но Реджи тоже врет будь здоров. Рыбак рыбака видит издалека.
Всякое разное. Ничего особенного. То-се. Перед Реджи люди увиливают только так.
Она решила лечь на диване. Сейди запрыгнула в кресло, повертелась на нем, пока оно ее не устроило, а потом улеглась с глубоким вздохом, словно исторгала из тела весь прошедший день. На диване, где спала Реджи, оставался слабый отпечаток тела Банджо, но это даже утешало. Денек выдался невероятно трудный. Еще какие тяжелые времена.
Где-то в ночи Сейди пришла к Реджи на диван. Видимо, ей тоже требовалось утешение. Реджи обняла собаку, послушала, как мощно бьется сердце в широкой собачьей груди. Пахла собака в основном собакой. Реджи не замечала прежде, но обычно Сейди пахла духами доктора Траппер. Наверное, доктор Траппер все время с ней обнималась. Если бы с доктором Траппер все было в порядке, она бы позвонила, — может, не с Реджи поговорить, но хотя бы с Сейди (Привет, псина, как там моя красавица?).
Где же доктор Траппер-то? Elle revient. [113] А если нет?
Почему так — почему она шагнула из туфель, вышла из собственной жизни? Столько вопросов, а ответов нет. Кто-то должен выследить доктора Траппер. Ха.
Джексона скрутило чем-то сильно похожим на одиночество. Хоть бы кто-нибудь знал, что он здесь. Джози, например. (В шторм любая жена — подмога.) Нет, не Джози (Ну что ты на сей раз натворил, Джексон?). Может, Джулия. Она посочувствует (Ой, миленький), но от ее сочувствия ему, пожалуй, не полегчает.
— Сколько времени?
— Шесть часов, — сказала сестра Мутно. («Вообще-то, меня зовут Мэриан».)
— Утра?
— Нет.
— Вечера?
— Да.
Надо было проверить — вдруг есть и другое время дня, где тоже бывает шесть часов. Все сикось-накось — что помешает времени пойти вразнос?
— Можно мне телефон?
— Нет. Хоть умрите, будете отдыхать, — сказала медсестра. Ирландка. Ну правильно — его мать так же разговаривала. — Если вы беспокоитесь за жену, мы наверняка завтра с ней свяжемся. После катастроф всегда путаница, вечно так.
— Я знаю. Я когда-то был полицейским, — сказал Джексон.
— Правда? Тогда делайте что говорят и спите себе дальше.
А когда же придет благодарность? «Я чуть не помер, но мне дарован второй шанс» — такого рода. Полагается же так чувствовать, если чуть не помер? Внезапное исчезновение страха, решение каждый день использовать на полную катушку. Новый Джексон выходит из кокона старого и рождается вновь на остаток жизни. Ничего подобного он не ощущал. Все болело, и он устал как собака.
— Вы так и будете стоять и ждать, пока я засну?
— Да, — сказала сестра Мутно. Сестра Мэриан Мутно.
Он проснулся, когда что-то коснулось щеки — бабочкино крыло или поцелуй. Скорее поцелуй, чем бабочкино крыло.
— Привет, незнакомец, — сказал знакомый голос.
— Мутно, — пробубнил он.
Он открыл глаза — а там она. Ну само собой. Накатила сверхъестественная ясность. Он был не с той женщиной. Он ехал не туда. Вот куда надо было. Вот та женщина.
— Эй, ты, — сказал Джексон, — привет. — Десятилетиями он был нем — и вдруг обрел голос. — Я о тебе думал, — сказал он. — Только сам не понимал.
Глаза ее — черные озера изнеможения. Он и забыл, до чего она красивая. Она приложила палец к его губам:
— Тсс. Достаточно «мутно».
Она засмеялась. Он раньше-то видел, как она смеется?
Внезапно все встало по местам.
— Я тебя люблю, — сказал он.
Слава богу, когда она вошла, за столом никто не сидел. Лежала записка от Патрика, прислоненная к вазе с букетом тепличных лилий, которых не было утром. Она ненавидит лилии. Их запах специально выведен, чтоб забивать вонь гниющей плоти — вот почему их тащат на похороны охапками. «Сначала ужинаем у „Лацио“, — говорилось в записке. — Приходи, если успеваешь». «Сначала» — а потом что?
Снова есть и пить с Бриджет и Тимом? От одной этой мысли тошнит. Кроме того, она уже поела. Из больницы заехала в «Макавто» и купила «Счастливый обед» для Нидлеров. Дети больше не едят бургеры в кафе — слишком на виду. Они ели перед телевизором и смотрели «Шрек-3» на DVD. Луиза поклевала картошки. Она уже который день не могла есть мясо, ей плохело, едва она представляла, как засовывает мертвую плоть в свою, живую.