— Мартин, пока я на карауле, с вами все будет в порядке, — лаконично сказал ему Джексон.
Мартин подумал, что так выражаются только в кино.
Первой читала Бетти-Мэй, слишком быстро и слишком часто теряя дыхание. Бедняжку три раза прервали, дважды — зрители, попросившие «читать погромче» и «поразборчивее», и третий раз — мобильный телефон, неожиданно заигравший вступление к Пятой симфонии Бетховена.
Тарвит же, наоборот, взялся за дело с мастерством старого профессионала. Его манера читать привнесла в его книги драматическое напряжение, которое ускользнуло от Мартина на страницах. Он читал долго, намного дольше отведенных десяти минут, — Мартин исподтишка посмотрел на часы, но обнаружил на их месте пустое запястье, он никак не мог привыкнуть, что их там больше нет. Что чувствовал Ричард Моут в свои последние минуты и секунды? Об этом было невозможно думать. Зачем убийца Ричарда Моута ему звонил? Он собирается вернуться и убить его тоже? Или он хотел убить именно его и только потом понял, что убил не того человека?
У Мартина заурчало в животе — так громко, что он был уверен: это услышали все до единого. Это было уже слишком — сидеть и смотреть, как едят другие, особенно притом, что он еще ничего сегодня не ел. Бетти-Мэй сунула ему в руку мятный леденец и ободряюще улыбнулась желтозубой улыбкой.
Тарвит завладел зрителями настолько, что, когда он остановился, они все дружно вздохнули, словно хотели, чтобы он читал дальше. Пожалуйста, только не это, подумал Мартин. На сцену снова поднялась сухопарая дама и сказала:
— Дугал, это было чудесно. Повторить ваш успех будет трудно, но я уверена, что Алекс Блейк примет вызов и постарается оправдать ожидания.
Спасибо, подумал Мартин.
— Мартин, пожалуйста, покороче, — прошептала она ему.
Когда пришло время вопросов, в зале вырос лес рук. Молодые люди, наверное студенты, бегали туда-сюда с микрофонами, и Мартин подготовился к привычным вопросам («Вы пишете от руки или печатаете на компьютере? У вас есть дневная норма?»). Конечно, когда-то он был по другую сторону сцены, задавая любимым писателям те же самые вопросы. «Мистер Фолке, [108] кто из литераторов повлиял на ваше творчество?» «Я сам был читателем», — хмуро подумал Мартин. Он начинал жалеть, что вообще перешел на другую сторону.
Однако, к его ужасу, предметом хлынувшего на него потока вопросов была его новообретенная слава. «Какие чувства вы испытываете, оказавшись причастным к расследованию настоящего убийства?» — «Это повлияло на ваше творчество?» — «Правда ли, что Ричарда Моута обезглавили?» Сухопарая дама, разнервничавшись, взяла все в свои руки:
— Возможно, такие вопросы задавать некорректно, мне, правда, кажется, что нам не следует об этом говорить, потому что расследование еще не закончено. Давайте задавать вопросы о творчестве, согласны? Мы именно для этого здесь и собрались.
Вопросы о творчестве задавали только Бетти-Мэй и Тарвиту, Мартину почти ничего не досталось, разве что одна грузная и настойчивая дама захотела узнать, помогала вера «творческому процессу» или наоборот. («Трудно сказать», — ответил Мартин.)
Сухопарая дама — Мартин понятия не имел, как ее зовут, и вряд ли это когда-нибудь выяснил бы — захлопала в ладоши и сказала:
— Что ж, мне очень жаль. Наше время вышло, это был такой замечательный подарок, но, если вы хотите пройти к палатке для автографов, вы можете купить книги ваших авторов здесь, и они вам их подпишут. А сейчас давайте похлопаем…
В палатке для автографов они сели за три одинаковых стола. Всякий раз, как к нему приближался страждущий читатель, сердце Мартина вздрагивало в панике и он представлял себе, как подошедший нагнется над столом, за которым он подписывает ему книгу, и ударит его ножом или выстрелит в него из пистолета. Или еще хуже — вытащит откуда-нибудь то орудие, которым расквасили череп Ричарду Моуту, и расквасит череп ему. Конечно, большинство читателей составляли дамы определенного возраста, боже, да половина из них одета в твид. «Смерть носит твид», — мрачно подумал Мартин. Подходящий заголовок для книги про Нину Райли.
Джексон стоял позади него, в той же позе телохранителя, что и раньше, и Мартин постепенно расслабился, следуя ритму событий. «Кому мне это подписать? Вам? О, так это подарок? „Клэр“ через „э“ или через „е“? „Пэм, с наилучшими пожеланиями, Алекс Блейк“. И еще одну для вашей подруги Глории? С удовольствием».
Когда очередь окончательно рассосалась и они шли обратно в «писательскую ярангу», Бетти-Мэй Уотсон поймала его за рукав со словами:
— Как насчет писателя-детективщика на обед?
Мартин не мог не заметить щетину у нее над верхней губой.
— Боюсь, ему пора идти, — сказал Джексон, хватая Мартина за локоть и решительно уводя прочь.
— Боже, — донеслось до Мартина ее бормотание, — у вас такой строгий издатель.
Расследование убийства — что это значит? Занятые по горло люди. Люди с трупом на руках и фотографиями с места преступления на стене. В комнате гудит жизнь, потому что кому-то выпала смерть. Луиза всмотрелась в цветные снимки трупа Ричарда Моута, приколотые к стене в штабе расследования в Сент-Леонардсе. Полицейский участок на Хауденхолл-роуд был слишком мал для подобного громкого дела. Луиза работала в Сент-Леонардсе, когда еще носила форму. А сейчас — как будто вернулась в свою старую школу. Все одновременно и знакомое, и чужое.
— Тот еще щелбан, верно? — произнес чей-то голос, заставив ее подпрыгнуть.
Она повернулась и обнаружила позади себя Колина Сазерленда с улыбкой во всю Шотландию. Если бы он был персонажем «Чисто английского убийства», его звали бы Улыбчик Сазерленд, но в реальной жизни его обычно величали «этот мудак Сазерленд».
— Ты не меня ищешь? — спросил он с надеждой.
Луиза улыбнулась ему в ответ и сказала как бы между прочим:
— Этот парень, Кэннинг, что он за тип? Вы его подозреваете?
— He-а. Смешной чудик, по мне, так в нем есть что-то старушечье, но не думаю, что он способен на убийство.
— Значит, ты думаешь, это было ограбление? Из дома пропало что-нибудь?
— Вроде его телефон.
— И ничего больше?
— Ничего, о чем бы мы знали.
Вряд ли она может раскрыть карты настолько, чтобы спросить: «Все компакт-диски на месте?» Они бы заметили пропажу диска? Скорее всего, нет, но Мартин Кэннинг — очень даже может быть.
— А где он? Кэннинг?
— В отеле «Четыре клана», если не ошибаюсь.