У нее чесался язык: «Значит, вы не думаете, что в дом вломились два четырнадцатилетних подростка и забили жертву до смерти?» Она посмотрела на фото Ричарда Моута — его труп выглядел тошнотворно. И в этом виноват ее сын? Нет, определенно нет. Хэмиш — возможно, но только не ее малыш.
— Луиза, тебе интересно это дело? Хочешь, возьму тебя в команду? Пара наших пали жертвами гриппа. Если в Корсторфине тебе нечего делать, мы можем перевести тебя сюда.
Он на шаг придвинулся к ней, и она отступила на шаг назад. Какой ритм, скоро они фокстрот танцевать начнут.
— Нет-нет, просто любопытно.
Солгать было проще, чем сказать правду. Она вытащила из памяти первое попавшееся имя:
— Вообще-то, я искала Боба Кастерса.
— Уже несколько месяцев, как ушел наверх. Ты не знала?
— Наверх?
— На ковер к начальству.
Этот человек был ходячей загадкой.
— Умер. От сердечного приступа, — пояснил Сазерленд с ухмылкой во весь рот. — Был он, и нет его. — Он щелкнул пальцами, как иллюзионист. — Раз — и все.
Вернувшись в Корсторфин, она отправилась на поиски Джеффа Леннона и обнаружила его в укромном уголке — он сидел у себя за столом и жевал шоколадку. Луиза представила его на пенсии, разжиревшего и апатичного. Или, еще лучше, в пути наверх, «на ковер к начальству».
— Джефф, ты выяснил, кому принадлежит та «хонда»?
Джефф глубоко вдохнул через нос, словно на занятии йогой. Луиза как-то пробовала йогу, но ей все время хотелось наорать на инструктора, чтобы тот ускорил темп. Сейчас ей также хотелось наорать на Джеффа Леннона.
— Конечно, — наконец соизволил он. — Я как раз тебя искал, чтобы сказать.
Он не был похож на человека, который кого-то ищет, а уж тем более прямо сейчас.
— Фирме под названием «Провиденс-холдингс».
— Значит, не Теренсу Смиту?
Что бы это значило? То есть Джексон Броуди ошибался (или лгал), когда сказал, что Хонда был замешан в инциденте с дорожной агрессией? Или Хонда ездил на чужой машине — машине того, на кого работал? «Провиденс-холдингс».
— Никогда о ней не слышала. Тебе это название о чем-нибудь говорит?
— Нет, но я сделал тебе одолжение и нашел их в «Желтых страницах».
— И?
— Директор — некий Грэм Хэттер.
— Тот самый Грэм Хэттер?
— Собственной персоной.
— Значит, Хонда, то есть Теренс Смит, работает на Грэма Хэттера?
А Джексон сегодня утром спрашивал о «Реальных домах для реальных людей». Опять везде чертит свои чертовы «связи». Что он от нее утаил? Утаивание улик — это же преступление, боже мой. У него что, проблема?
— Я поделился информацией с командой, которая расследует агрессию.
— У них целая команда?
— Да нет, так, пара шмакодявок.
Ах, сексизм, имя твое Джефф Леннон.
— Ты — звезда, Джефф. За мной должок.
— Еще бы, — весело откликнулся он. — Как там твой сынок поживает? Энди?
— Арчи. У него все в порядке.
Джексон изо всех сил сдерживал зевоту. В шатре было душно и жарко. «Они препарировали романтическую иронию», — сказала похожая на ходячий труп женщина, представлявшая сидевших на сцене-платформе писателей. Кажется, она не обращалась ни к кому конкретно. Джексон понятия не имел, о чем она. На ней была блузка с глубоким вырезом, открывавшая взгляду торчащие ключицы и поникшие груди-тряпочки. «Кто-нибудь, пожалуйста, накормите ее», — подумал он. Сохраняя бесстрастное выражение, он нарисовал в памяти груди Джулии, с которыми в последнее время так редко виделся. У Луизы Монро грудь намного меньше, это понятно и без раздевания. Но грудь у нее есть, несомненно. Он не должен представлять Луизу Монро без одежды. Укол нечистой совести. Очень, очень плохая собака.
И вот еще больше публики, которая явно не торопится на работу, — как так выходит, что экономика этой страны еще не рухнула? Кто здесь работает? Иностранцы и малоимущие — Марийют и София. Еще компьютерщики, тысячи прыщавых юнцов, которые никогда не выходят на солнечный свет, пиджаки в деловом центре и парочка торговок апельсинами. Ну, еще пожарные-скорая, те работают круглые сутки. Интересно, чем занимается сейчас Джулия? Он украдкой посмотрел на часы. Может, обедает с кем-нибудь. Актерство — не работа, ни в одном словаре нет такого определения.
Мартин, которому, по-честному, нужно бы лежать в темной комнате и расслабляться под музыку, с пеной у рта доказывал, что сегодня ему непременно надо явиться на книжную ярмарку, хотя Джексон никакой необходимости в этом не видел. Ему уже пришлось перекинуться словом с журналистом, который хотел взять у Мартина интервью. «Судебная процедура запрещает», — заявил он, и степень угрозы у него в голосе зашкалила за разумную отметку. Сегодня у него точно не было настроения шутки шутить.
Было понятно, что со вторника у Мартина в жизни много чего случилось. У Джексона — тоже, но Мартин выиграл у него по очкам.
— Я потерял ноутбук, когда швырнул им в водителя «хонды», — выдохнул он, когда Джексон встретился с ним у книжной ярмарки на Шарлотт-сквер.
Он показался Джексону немного сумасшедшим. Конечно, бывают сумасшедшие и сумасшедшие, и Джексон затруднялся с выбором, но опять же Мартин выражал свои мысли четко и ясно. Может быть, даже слишком четко и ясно.
— Я провел ту ночь в отеле с парнем из «пежо», потому что в больнице волновались, что у него может быть сотрясение мозга. Его звали Пол Брэдли, но оказалось, что это не его имя, что человека с таким именем вообще нет. Его не существует. Но ведь он же был, вы его видели, правда? У него был пистолет. «Велрод». Но потом я потерял сознание, потому что он наверняка что-то мне подмешал, и он украл у меня бумажник. Все можно зачеркнуть, но я же спас ему жизнь.
— «Велрод»?
Джексон удивился. Откуда Мартин разбирается в пистолетах? Тем более в «велродах».
— И кто-то проник ко мне в офис по-тихому, никаких следов взлома не было, но на полу валялся конфетный фантик…
— Фантик?
— Я не ем конфет! И это после того, как выяснилось, что Пола Брэдли не существует! А ведь он был моим алиби.
— Алиби?
— В убийстве.
— В убийстве? — Джексон начинал склоняться к тому, что перед ним действительно сумасшедший.
— У меня в доме убили человека! Ричарда Моута, комика, а потом он мне звонил.
— Ничего себе. Так Ричард Моут был убит в вашем доме?
— Да. А потом он мне звонил.
— Вы это уже говорили.
Может ли Мартин разграничивать факты и вымысел? Он же писатель, в конце концов.