— Нет, я не видела его с тех пор, как выставила из квартиры. Так легко я с ним не помирюсь.
— Вы думаете, что он вернется?
— Уверена.
— И тогда даст вам денег на шляпный магазин?
— Да, но сначала он должен извиниться.
— А он извинится, если узнает, что вы получали деньги за то, что развлекали клиентов конференции?
— Что вы подразумеваете под словом «развлекала»?
— Вы сами употребили его.
— Я просто наполняла бокал Фишера и позволяла ему самоутверждаться как мужчине.
— А потом?
— Когда Баркли стал слишком настойчивым, я начала подливать ему шампанское. Я предпочла, чтобы он перепил и выспался на моей кушетке. В противном случае мне пришлось бы выслушивать укоры Карла Иенсена за то, что отвесила пощечину его перспективному партнеру.
— А зачем вам бить его по щекам?
— Вы видели вашего клиента? — спросила Лоис.
— Да.
— А что бы вы сделали на моем месте? Легли бы с ним в постель и слушали, как он трещит пальцами?
Я не удержался и расхохотался.
— О'кей, — сказала она. — Мы, кажется, выяснили все.
— Где я могу найти Джорджа Кэдотта?
— Где хотите. Лично я позабочусь, чтобы вы никогда не нашли его. Сама я тоже больше не желаю вас видеть.
— Вы не знали, что он написал письмо Баркли Фишеру?
— Господи, конечно нет!
— Вы собираетесь рассказать ему о нашем разговоре?
— Там будет видно.
Тогда передайте, — повторил я, — что если он попытается сообщить что-нибудь миссис Фишер, и вообще, если он вздумает писать письма, то у него будут крупные неприятности.
— Сообщите ему свою угрозу сами.
— Мне не удастся это сделать, если я не увижусь с ним, как вы обещаете.
— Верно.
— Раз вы все равно будете разговаривать с ним, почему бы вам не передать ему мои слова?
— Потому что, — ответила она, улыбаясь, — передавать ваши угрозы — не лучший путь к приобретению шляпного магазина. А теперь, если вы будете послушным и уберетесь отсюда, я примусь за возведение препятствий… Возможно, в конце концов то, что я сделаю, пойдет на пользу вашему клиенту.
— Ухожу. — Я направился к выходу.
Лоис проводила меня.
— Пока, — сказал я. — Будьте паинькой.
Она скорчила гримасу:
— Хватит нотаций! Предоставьте их Джорджу. Это его конек. Тем не менее, к вашему сведению, я буду очень, очень осторожна.
Я занялся Джорджем Кэдоттом. Судя по всему, Лоис не поленилась сделать то, что обещала.
Разыскать квартиру Джорджа не составляло большого труда, но он уехал из дома за час до моего визита.
Клерк сказал, что он предупредил по телефону, что уезжает на несколько дней, и просил прятать его почту в безопасное место, а не оставлять в почтовом ящике. Я получил описание его спортивной машины и ее номер.
Итак, обычным путем мне не удастся найти его. Этим я всецело обязан Лоис.
Я сел за телефон и обзвонил всех торговцев картинами, все клубы художников, а также натурщиц. В конце концов мне удалось найти владельца магазина, торговавшего предметами искусства, который знал Гораса Даттона.
У него были выставлены какие-то картины Даттона.
Я задал ему несколько вопросов, затем извинился, сказав, что это какой-то другой Даттон, а не тот, что нужен мне, и повесил трубку. Путь мой лежал в этот самый магазин.
Я попал в окружение абстрактной живописи. По-моему, все картины выглядели ужасно. Творение, подписанное Горасом Даттоном, называлось «Восход над Сахарой» и стоило пятьдесят семь долларов. Оно напоминало яичницу-глазунью, приготовленную неумелой кухаркой.
Я отступил назад и принялся рассматривать ее с таким выражением лица, будто она меня чем-то заворожила. Я наклонял голову то к одному, то к другому плечу. Я сложил большой и указательный пальцы колечком и посмотрел сквозь него. Я то подходил поближе, от отступал вновь. В конце концов все эти манипуляции не остались незамеченными торговцем.
— Нравится? — сладко промурлыкал он, подходя ко мне.
— Это великолепно!
— У вас прекрасный вкус.
— Создается впечатление яркого света, блеска.
— Вы совершенно правы.
— Вам не кажется, что рама сюда не подходит?
— Нет, мы пробовали вставлять это полотно в другие рамы, но именно эта как нельзя лучше оттеняет достоинства данной картины.
— Возможно, вам это покажется странным, — сказал я, — но мне бы хотелось видеть эту картину в более яркой лиловой раме.
— В лиловой раме? В первый раз слышу!
— В природе тени имеют лиловый оттенок, — сказал я. — Устав от солнечного света, глаз останавливается на лиловом свете, чтобы успокоить уставший от напряжения зрительный нерв. Вот почему тени кажутся такими приятными в яркий солнечный день. Вот почему стоит перейти с залитой солнцем калифорнийской улицы в глинобитный испанский дом, и вы сразу чувствуете себя лучше.
Торговец не стал спорить со мной. Человек, мало-мальски знакомый с основами торгового дела, знает, что никогда не стоит спорить с возможным покупателем картины Гораса Даттона «Восход над Сахарой» за пятьдесят семь долларов. Если бы я даже сказал, что луна сделана из швейцарского сыра, а кратеры образовались от ударов в головку сыра метеоритов, то и тогда бы этот парень только кивал и поддакивал.
— Возможно, в этом что-то есть, — неопределенно сказал он.
— Великий Боже, еще бы! — ответил я. — Сделайте трубку из руки, приложите к глазам и посмотрите на нее в круге… Я имею в виду, на картину.
Он повиновался.
— Да-да, — сказал торговец с осторожным энтузиазмом.
— Улавливаете это, не правда ли?
— Конечно, — согласился он, не решаясь спросить, что именно.
— Для этой картины определенно нужна круглая лиловая рама, — настаивал я. — С золотой полоской внутри.
— Круглая! — воскликнул он.
— Разумеется, — снисходительно ответил я. — Совершенно уверен, художник не одобрил бы обычную прямоугольную раму на этой картине. Ее лейтмотив круг — солнце круглое, круглый ярко-оранжевый ореол вокруг него — вот о чем я толкую. Именно поэтому я смотрел на картину через круглую трубку. Мне казалось, что вы поняли.