— Черт побери! — завопил Колли. — Перестань думать за меня.
— Спасибо, что предупредил, — парировал я.
— Не ломай комедию! Такая сенсация подворачивается раз в жизни. Я уже вижу, как ее подать. На фото — стриптиз перед камином, бра, трусики, секс и головокружительная уголовщина. Бросай трубку, я начинаю обзванивать газеты!
Я послушался и обернулся к Даффидилл:
— Все идет на лад. Скоро соберется целое общество.
— Как скоро?
— Пока он их обзвонит, пока убедит, что это не какая-нибудь афера, а настоящая сенсация, пройдет, наверное… ну час, может, полтора, и уж тогда они явятся.
Она принялась за свой напевчик, а рука потянулась к молнии.
— Так вот, — продолжал я, — они должны застать тебя здесь одну. Я уеду.
— Дональд! — взмолилась она.
— Смываюсь без промедлений.
— Наверное, тебя не очень заинтересовало то, что ты увидел.
— Почему же, заинтересовало. Просто я занят.
— Я так тебе благодарна, Дональд… Ты мне понравился в первую же минуту. Смотри-ка, меня потянуло на сантименты. Небось от еды да и от волнения. Я…
Послушай, я горю адским пламенем.
— А я-то думал, исполнительницы стриптиза вырабатывают в себе полное безразличие к зрительному залу.
Она захихикала:
— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я забыла о зрительном зале? Все время, пока крутилась перед окном, я думала о тебе. Я боялась разочаровать тебя и…
— Спасибо, — перебил я.
— За что?
— За бинокль. Я чуть было не забыл его. Надо прихватить эту штуку с собой. Теперь вот что, мой ангел.
Учти, нашу затею от начала до конца придумал Колли Норфолк. Кто бы ни расспрашивал тебя о Дональде Лэме, отвечай: встречала такого, но замысел все равно принадлежит Колли Норфолку. Пойми правильно. Он профессионал, знает, за какие ниточки кого дергать.
Ему под силу отоварить векселя, которые ты заработаешь на этой сенсации. Зачем ранить его нежную душу?
Выкажи ему свою благодарность.
— Я же не дурочка. Он поймет, что я ему благодарна. Ведь и на самом деле… Когда у меня в руке бутерброд, я разгляжу, с какой стороны масло. Это если говорить о бизнесе… Но к тебе я отношусь…
Ты проявишь свою благодарность лучше всего, если не будешь упоминать моего имени. Позже, когда вопросы начнет задавать полиция, тогда другое дело. Тебе придется представить им полный отчет.
Но постарайся и из этого извлечь дополнительную рекламу.
— Как, по-твоему, они будут фотографировать, как я раздеваюсь?
— Фотографировать они будут. И уж от тебя зависит, какие сюжеты предложить. Спешка будет страшная, редакторы ведь вмиг смекнут, что им того и гляди вставят фитиль, а материал — гвоздевой, и обязательно придержат на первой полосе место для иллюстраций.
— Я просто места себе не нахожу.
— Прекрасно, — откликнулся я, — постарайся сберечь свой пыл. Предстоящий спектакль только выиграет от этого. Словом, жди репортеров.
Она отошла к окну, взор ее вновь устремился к мотелю. Вновь зазвучал знакомый мотивчик. Бедра заиграли в искусительном ритме профессионального стриптиза. Почти механически она потянулась к молнии на спине, и без того приспущенной, дернула ее книзу.
Я взял бинокль, беззвучно выскользнул за дверь, тихо ее притворил и поспешил вниз.
Около полуночи все на том же арендованном автомобиле я добрался до Баннинга.
Привлекать внимание полиции совсем не хотелось, но других способов добиться желаемого у меня не было. Рискуя вызвать подозрения, я въехал на территорию первого же попавшегося мотеля и совершил полный круг, разглядывая машины, а главное — их номера. Ту же операцию повторил у следующего мотеля. Лишь в третьем я набрел на свою золотую жилу. «Шевроле» под номером РТД—671 был припаркован перед домиком под номером 10.
В мотеле оставалось одно свободное место, мне удалось заполучить его. Администратор зажег электрическое табло, извещавшее, что вакансий больше нет, и лег спать, а я отправился к десятому номеру и негромко постучался.
Мне снова повезло. Видимо, Айрин еще бодрствовала. Я услышал скрип кровати, шаги босых ног, а потом голос, полный тревоги.
— Это Дональд, — сказал я.
Дверь приоткрылась.
— Дональд, — произнесла Айрин, колеблясь, — я не одета…
— Халат у вас есть?
— Нет у меня халата…
— Накиньте одеяло, — посоветовал я шепотом. — Мне надо срочно переговорить с вами.
— Минуточку…
Через мгновение она вернулась, кутаясь в одеяло.
— Не включайте свет, — предупредил я все так же шепотом. Потом вошел в дом и плотно притворил за собою дверь.
— Здесь очень тонкие стены, соседи узнают, что у меня… что я принимала посетителя…
— Ну и прекрасно. Люди наверняка диву даются, с чего это вы сюда одна заявились. Стоит ли обманывать их ожидания? Вы видели газеты?
— Да.
— Завтра появится кое-что новенькое. Вы узнаете, что полиция ищет меня.
— Вас?
— Совершенно верно. Говорите потише.
— Почему вас ищут?
— У меня был выбор. Либо явиться в полицию и рассказать о вас, либо исчезнуть, и пускай они достают меня в поте лица своего.
— Как они разнюхали про вас?
— Прочтете в газетах, нет времени говорить об этом.
Из газет я узнал, что у Даулинга не осталось близких родственников.
— Да, я читала.
— Подробнее можете раскрыть эту тему?
— Он мне тоже говорил, что очень одинок, что у него нет никакой прямой родни.
— Мало ли! — возразил я. — Бывают еще всякие двоюродные братья, племянники и прочие.
— Куда вы клоните, Дональд? Будить человека среди ночи и затевать беседу Бог весть о чем…
Она сидела на краю кровати, и свет, льющийся с улицы через окно, придавал еще больше резкости чертам ее обеспокоенного лица.
— Вы все-таки должны отдать себе отчет в следующем, — заявил я. — Ваш сын — сын и Герберта Даулинга. Пусть незаконный, но в любом случае единокровный. Ближайший его родственник.