Катерина, не слушая его, метнулась в темную соседнюю комнату. Валет поднял с пола «баярд»; морщась и зажимая одной рукой рану в плече, другой взял на прицел Максима Модестовича. Тот, не видя этого, чуть слышно стонал от боли, пытаясь зажать черную дыру ниже колена. Из переулка уже доносился топот, испуганные крики.
— Здесь! — Катерина появилась на пороге комнаты, держа в руках пухлую кожаную папку. — Сережа, как ты?
— Хуже бывало…
— Молодец. Окна в той комнате идут в переулок, давай…
Валет медлил.
— А ты? — подозрительно спросил он, глядя в белое, застывшее, как у гипсовой куклы, лицо подруги.
— Сразу за тобой, — ответила она.
Валет быстро подошел, заглянул в зеленые глаза Катерины. Кинув взгляд на Анциферова, тихо сказал:
— Катя, не надо, не бери греха…
— Рада бы, да не могу, — так же тихо возразила она. И, повернувшись к тайному советнику, в последний раз спустила курок. Кровь хлестнула на изголовье кресла, щедро забрызгала зеленое сукно стола. Валет перекрестился — и метнулся в соседнюю комнату. Через мгновение послышался звон стекла, треск сломанной рамы.
— Катя, тикаем! Иди первой!
Она, прижимая к груди папку, обвела последним взглядом кабинет — и одним резким движением перевернула стоящий на столе канделябр с горящими свечами. Разбросанные бумаги занялись мгновенно, и, уже убегая в соседнюю комнату, Катерина успела увидеть, как пол кабинета словно покрывается пылающим ковром. Задрав юбку чуть не до пояса, она вскочила на подоконник и — прыгнула вниз со второго этажа. Через минуту рядом без единого слова приземлился Валет.
— Терпеть можешь? — шепотом спросила Катерина.
— «Наган» сбрось, дура… — не отвечая, прошипел Валет. — Чему только тебя Грек учил, бестолочь…
Катерина, опешив, только сейчас заметила, что вместе с папкой прижимает к животу еще теплый пистолет. Сильно размахнувшись, она запустила его через забор и припустила бегом по безлюдному переулку. Со стороны Пречистенки усилился шум и топот, кто-то уже спешил в обход дома к переулку, раздавались переливчатые трели свистка.
— Катька, беги… Катька, беги… — хрипло подгонял ее Валет. — Ежели отстану, — все равно беги, не останавливайся, ради бога…
— Я тебе отстану! — Катерина схватила его за руку. — Сережа, родненький, еще немножко! Ну! Ну!!! Вон пролетка! Эй, Фрол, сюда!
Одинокая пролетка ожидала на углу. От крика Катерины лошаденка пробудилась, извозчик вскинул голову, дернул вожжи, и экипаж мягко покатился по влажному тротуару. Девушка вскочила в него на ходу; протянув руку, помогла взобраться и Валету, лицо которого было серым от боли, а сквозь пальцы руки, зажимающей рану на плече, сочилась кровь.
— Гони! — шепотом приказала Катерина, извозчик хлестнул лошадь, и пролетка свернула в сторону бульваров.
Последним, что девушка увидела, обернувшись, были вырывающиеся из выбитого окна языки пламени и черные клубы дыма. С Пречистенки доносились истерические бабьи завывания:
— Ой, лишенько, горим, крещеные, гори-и-и-им!
— Цекаво решила — подпалить-то, — морщась, похвалил Валет. — Пока разберутся, что к чему, пока потушат — не до нас станет… Ох, лихая ты, Катька, у меня… Страшно с тобой.
— Тебе-то страшно? — Катерина, задрав подол, методично отрывала полосу ткани от кружевной нижней юбки. — Вот уж не поверю. Покажи плечо, дай замотаю. Ох, крови-то… Терпи, Сережа, скоро на месте будем.
До Хитрова рынка по предутренней пустой Москве доехали без препятствий. На Солянке отпустили Фрола, пешком дошли до грязных переулков Хитровки, нырнули в черную, неприметную дверь трактира «Сибирь». Хозяин Анисим Ерофеич, спокойный, бодрый и невозмутимый, провел фартовых в дальнюю комнату за общим залом, предварительно выкинув оттуда сонную проститутку и ее ругающегося с недосыпу «кота». Катерина потребовала воды и чистых тряпок; сама разрезала рубаху Валета, осмотрела рану, тихо взвыла от радости, убедившись, что пуля прошла навылет и выкатилась из рукава, не задев кости, и ловко сделала перевязку.
— Ты смотри, чисто фершалка… — подивился Валет сквозь стиснутые зубы. — Это-то откуда знаешь?
— Я все знаю, Сережа… — Катерина встала, осмотрела свое мятое, порванное, забрызганное кровью платье. — Господи, вот незадача… Ерофеич! Распорядись принести мои вещи!
— Как прикажете, Катерина Николавна! — отозвался из сеней голос хозяина, и через несколько минут взъерошенный подросток в бабьей кофте втащил в комнату чемодан и два саквояжа, привезенные сюда накануне «дела».
Девушка открыла чемодан, вытащила черную юбку, скромную батистовую кофточку и, не стесняясь Валета, начала переодеваться. Вскоре она превратилась в курсистку и, приладив на растрепанные волосы аккуратную шляпку, довершила преображение.
— Катя, а куда ты? — поинтересовался наблюдающий с топчана за действиями подруги Валет. — Паровоз у нас в двенадцать, билеты есть, ложись да спи, покуда можно. Зачем по улице болтаться, еще признает кто… К сестрице собралась?
— Нет. — Катерина, не глядя на него, завязывала под подбородком тесемки накидки. — Аню лучше не вмешивать, она ничего не знала, только испугается зря. Папку ей отнесут позже. Я иду в «Англию».
— Зачем, Катя? — тут же спросил Валет.
Руки Катерины, завязывающие тесемки, замерли. Обернувшись к любовнику, она некоторое время пристально, без улыбки смотрела на него, словно что-то соображая. Затем, так ничего и не сказав, подхватила с пола маленький черный ридикюль и быстро вышла из комнаты.
— Так ты валялась все ж таки с ним, сука?! — заорал Валет, вскакивая и снова со стоном опускаясь обратно на топчан от пронзившей плечо боли.
Ответа не последовало, лишь в конце сеней хлопнула дверь на улицу да заглянул в комнату заинтересованный Анисим Ерофеич.
— Сгинь, портомоина… — хрипло велел ему Валет. Лег навзничь на топчан и закрыл глаза.
До номеров «Англия» на Троицком подворье Катерина добралась за считанные минуты. Коридорный, узнав девушку, беспрепятственно пропустил ее в пустой грязноватый вестибюль.
— К господину Констанди? В шестой пожалуйте, они у себя еще, должно, почивают. Утром съезжать собирались, уж и номер оплатили…
Катерина быстро поднялась по темной лестнице на второй этаж, прошла длинным коридором и постучала в дверь шестого номера.
Ей открыл Грек, в полутьме она не могла разглядеть выражения его лица. Голос его, после мгновенной заминки, прозвучал знакомо, спокойно:
— Малышка?.. Что ж, раз ты здесь, значит, дело ваше выгорело?
— Да. — Катерина, отстранив его, прошла в номер, мельком посмотрела на два английских чемодана у дверей. — Ты уже рвешь когти? Куда?
— В Варшаву, есть хороший навод. — Грек стоял в дверях, следил за ней взглядом. — Это было сегодня, детка? Как все прошло? Без крови, надеюсь?